Голоса веков   ::   Андреев Даниил

- Э, мы тоже верили прежде, Пока от бед и утрат Нас хранило, подобно надежде, Имя Конрада Монферрат.

Но погиб он - и пламень веры Победы нам не стяжал: Оттеснены тамплиеры, И Тевтонский орден - бежал.

Меняется время, несутся года и года, Нигде нет покоя, нигде, никогда, никогда И чайки, и бури, и кедры на кажлой скале Тоскуют о хоре, которого нет на земле.

4

- Мир тебе, страник Аллаха! Гостем быть удостой, Стопы от жаркого праха Под кровом шатра омой. Ты стар, голова в сединах, Но вижу твой дух - в огне. Когда до святой Медины Дойдешь - помолись обо мне.

- Брат! Не святыня Каабы, Не царственный город Ислама Не мудрость ученых арабов, Не светоч Христова Храма Иная жжет меня рана, И жажда неутолима Ни пенной струей Иордана, Ни солнцем Иерусалима.

Уж силы мои догорели, Но слава нищей судьбе... Молись о рабе Титурэле, Как я молюсь о тебе.

В песках Сальватэрры влачатся года и года,Барханы песчаные за чередой череда,И лишь умирая, во всепоглощающей мгле, Услушит он голос, которого ждал на земле.

Прострут ему ангелы дивную Кровь в Хрустале Причастье и радость для мира, лежашего в зле, Чтоб в горних высотах, молчаньем и тайной объят, Хранил ее вечно незыблемый град Монсальват.

И будут сходить от обители по ледникам Народоводители к новым и новым векам, Пока на земле хоть один еще есть пилигрим, Духовную жаждой, как пламенем смертным, палим.

1934

x x x

Мне радостно обнять чеканкой строк, Как влагу жизни -- кубком пира, Единство цели, множество дорог В живом многообразье мира.

И я люблю -- в передрассветный миг Чистейшую, простую негу: Поднять глаза от этих мудрых книг К горящему звездами небу.

Как радостно вот эту весть вдохнуть -Что по мерцающему своду Неповторимый уготован путь Звезде,-- цветку,-- душе,-- народу.

1935

Восход души

x x x

Бор, крыши, скалы, -- в морозном дыме. Финляндской стужей хрустит зима. На льду залива, в крутом изломе, Белеет зябнущих яхт корма.

А в Ваммельсуу, в огромном доме, Сукно вишнёвых портьер и тьма.

Вот кончен ужин. Сквозь дверь налево Слуга уносит звон длинных блюд. В широких окнах большой столовой -Закат в полнеба, как Страшный суд.

Под ним становится снег багровым И красный иней леса несут.

Ступая плавно по мягким сукнам, По доскам лестниц, сквозь тихий дом Подносит бабушка к страшным окнам Меня пред детски-безгрешным сном.

Пылая, льется в лицо поток нам, Грозя в молчанье нездешним злом.

Он тихий-тихий... И в стихшем доме Молчанью комнаты нет конца. Молчим мы оба . И лишь над нами, Вверху, высоко, шаги отца:

Он мерит вечер и ночь шагами, И я не вижу его лица.

Игрушечному медведю, пропавшему при аресте

Его любил я и качал, Я утешал его в печали; Он был весь белый и урчал, Когда его на спинку клали.

На коврике он долго днем Сидел притворно неподвижен, Следя пушинки за окном И крыши оснеженных хижин.

Читался в бусинках испуг И легкое недоуменье, Как если б он очнулся вдруг В чужом неведомом селенье.

А чуть я выйду -- и уж вот Он с чуткой хитрецою зверя То свежесть через фортку пьет, То выглянит тишком из двери.

Когда же сетки с двух сторон Нас оградят в постельке белой, Он, прикорнув ко мне, сквозь сон Вдруг тихо вздрогнет теплым телом.

А я, свернувшись калачом, Шепчу, тревожно озабочен: -- Ну, что ты, Мишенька? о чем? Усни. Пора. Спокойной ночи.

И веру холил я свою, Как огонек под снежной крышей, О том, что в будущем раю Мы непременно будем с Мишей.

x x x

Она читает в гамаке. Она смеется -- там, в беседке. А я -- на корточках в песке Мой сад ращу: втыкаю ветки.

Она снисходит, чтоб в крокет На молотке со мной конаться... Надежды нет. Надежды нет. Мне -- только восемь. Ей -- тринадцать.

Зов на прогулку под луной Она ко взрослым повторила. И я один тащусь домой, Перескочив через перила.

Она с террасы так легко Порхнула в сумерки -- как птица...