Император умрет завтра   ::   Гончаров Анатолий

Вместе с этой сомнительной честью он получил толпы раздетых, разутых, кипевших злобой солдат, утративших к тому времени всякое представление о воинской дисциплине. Казнокрады при термидорианском Ковенте, а затем и при Директории делали свое дело: сорок три тысячи солдат и офицеров бедствовали в полном смысле этого слова. Те крохи, что отпускались на содержание армии, стоявшей на юге страны, разворовывались еще в Париже, и никого не интересовало, держит ли эта армия в требуемом напряжении союзника Австрии короля Сардинского или это он заставляет ее дрожать.

Армия дрожала от холода,

Накануне прибытия Бонапарта ему доложили, что батальон, отряженный навстречу, отказался выполнить приказ о пешем переходе,

- Как?! - вскричал двадцатисемилетний генерал, у которого в голове не укладывалась такая степень непослушания. - Этого не может быть! Вы просто хотите меня унизить...

- Гражданин генерал! - услышал Бонапарт в ответ. -Вы были бы унижены сильнее, если бы увидели этот батальон. Они просто не смогли бы дойти сюда.

Помрачневший Бонапарт не нашел, что ответить на это, и приказал ехать дальше. Нужные слова, как ему показалось, пришли в дороге. Он продумывал речь, которую произнесет перед своими солдатами. Армии нужен романтический ореол, армия верит в мистическое крещение Свободой, Равенством, Братством. Когда-то он сам разделял эти идеи и теперь цинично понимал их значимость. Солдатам нужен идеал. Он даст им этот идеал, он будет зажигать их сердца, он превратит их мечты в неутолимую жажду воинской славы...

То, что увидел генерал Бонапарт на площади Республики в Ницце, заставило его забыть свою речь до последнего слова. Шеренги пехотинцев неподвижно стояли перед ним в старых, залатанных, обветшалых мундирах и самых разномастных брюках. Головы их Покрывали давно потерявшие форму засаленные треуголки. У половины не было форменной обуви. Некоторые были в сабо, другие обвязали посиневшие ноги какими-то лохмотьями, третьи стояли босиком. Только элитные отряды гренадеров в коротких киверах ИЗ медвежьих шкур, в плотно облегающих рейтузах и белых гетрах напоминали о военной гордости. Гусары в оборванных доломанах, нестриженые и нечесаные, хмуро покачивались на тощих лошадях. Артиллеристы, на которых больно было смотреть, больше походили На измотанных мастеровых, нежели на солдат регулярной армии.

Бонапарт, резко вскинув голову, обернулся к командирам дивизий.

- Господа генералы!..

Это обращение было чудовищной ошибкой. Генералы Массена, Серюрье, Ожеро открыто ухмыльнулись. Остальные потупили взор. Следовало сказать: граждане генералы. Хотя и чепуха все это.Сейчас смешной, запальчивый человек с такими же эполетами, как и у них, неизвестно, какими путями добытыми, станет выговаривать им за ужасающе скверную экипировку войск. То есть за то, в чем они не были виноваты.

- Господа генералы! - наливаясь яростью, повторил Бонапарт. - Я заметил, что у многих солдат ржавые мушкеты. У других погнуты штыки. Солдаты, не заботящиеся о своем оружии, плохие солдаты. Плохие солдаты - это вина плохих генералов. Выражаю вам свое неудовольствие и прошу принять его к сведению. Ваши части бесполезны для боевых действий. Я проведу новый смотр через четыре дня... Парад! Разойдись!..

Авантюрист и любимец женщин, лучший наездник и фехтовальщик генерал Ожеро, вознамерившийся было позабавить приятелей свежей сплетней о том, что этот забавный корсиканский выскочка женился на любовнице Поля Барраса Жозефине де Богарне, вследствие чего ему и достался качестве приданого пост командующего, так и замер с раскрытым ртом.

Бонапарт повернулся и зашагал прочь. Верные Жюно и Мюрат шли сзади. Еще с полминуты онемевшая площадь Республики молчала. А потом грянула "Марсельеза".