История альбигойцев и их времени. Книга первая.   ::   Осокин Николай Алексеевич

Это послужило причиной того, что после истребления богословских и исторических памятников сектантов на веру и историю альбигойцев лежа таинственность, мало способствовавшая основательному изучению вопроса. В то же время протестантские исследователи не могли не видеть в реформаторах XII и XIII столетий своих единоверцев. Припоминая горькую участь, постигшую лангедокских мучеников веры, они окружили их религию ореолом, в каком желали ее видеть, не проникая глубоко в имевшиеся источники и не делая должного различия между разными направлениями религиозного свободомыслия. Только в последнее время появились отдельные исследования, которые смогли пролить более ясный свет на альбигойские секты, уяснив их догматическое учение, хотя западная наука не имеет связной и общей истории альбигойцев, которая бы проследила судьбы средневековых сектантов, катаров и вальденсов, от их возникновения до исчезновения, вместе с политическими и религиозными последствиями крестовой войны в пределах Лангедока.

Русская наука в вопросе альбигойском, как и во многих других, стоит на особенно благоприятной, независимой почве. Мы не причастны к тем религиозным и национальным интересам, которые, невольно прорываясь в исследователе, могут затмить чистоту исторического взгляда. Отдаленные веками от тех событий, чуждые им по нации, мы можем отнестись к ним спокойно и примиренно. Мы не католики и протестанты, чтобы в дело науки вносить жар той или другой религиозной страсти. Для нас каждое историческое явление важно лишь в том отношении, сколько пользы оно оказывает прогрессу человечества и успехам цивилизации.

Автор должен предупредить, что богословский элемент, положенный в основание альбигойских вероучений, интересовал его не со стороны своей близости к истинному правоверию, а со стороны своего влияния на цивилизацию в целом, но, исходя и из такой оценки, он одинаково должен был прийти к выводам, для ереси неблагоприятным. Поэтому автор полагал, что было бы несообразно ни с его сведениями, ни с целью его чисто исторического труда при изложении альбигойских вероучений вступать в какую-либо полемику с ними или в какой-либо богословский анализ».

(Из предисловия к первой книге.)

«Являясь продолжением истории альбигойцев в ее втором, более долгом, но менее наполненном событиями периоде, настоящая книга имеет вместе с тем и отдельное, самостоятельное содержание. Она повествует о том времени, когда альбигойская ересь перестала быть целостной, энергичной оппозицией, когда она стала предлогом для осуществления политических задач французского правительства и когда для искоренения ее последних представителей прибегли к применению орудий религиозной нетерпимости. Таким образом, исследование об альбигойцах должно было обратиться в рассказ о приобретении Лангедока и Прованса французами и в историю начальной, т. е. южнофранцузской инквизиции.

Начало инквизиции — вопрос весьма неразработанный и темный в церковной истории, хотя ее учреждения были описаны не раз с достаточной подробностью. Автор полагает, что элементы этих учреждений коренились издавна, подготавливая почву для стройной системы. Дух, вдохновлявший инквизицию, не мог быть внесен одним человеком, он развивался под влиянием исторических судеб Западной Церкви. Инквизицию можно понимать в самом широком смысле как нетерпимость вообще и в более узком, непосредственном — как судебно-полицейское учреждение, наблюдавшее за чистотой католического учения и каравшее любое уклонение от нее. В истории инквизиции как карательного органа важнейшую роль сыграл Доминиканский орден.