Яик - светлая река   ::   Есенжанов Хамза

"Зря я все-таки сказал, подумает, что ревную..." - мысленно упрекнул себя Хаким.

- Мальчик у них совсем маленький. Ему около года. Они нам доводятся дальними родственниками.

Обоим стало неловко, и к этому разговору они больше не возвращались. Хаким все еще лежал в кровати и улыбался - так приятны были ему эти воспоминания. Но размышления о докторе Ихласе настораживали его. "Почему она так интересовалась доктором? Странно... - думал Хаким. - Но нет, не может этого быть, чтобы доктор ей... Нет, Мукарама любит меня. Конечно же, только меня".

За окном - весна! Тает. С крыш звонко, одна за другой, падают крупные капли; в косых лучах солнца, щедро льющихся через окно на пол, кружатся тысячи мельчайших пылинок. Беспрерывно чирикают воробьи. Рядком усаживаясь на карниз, они то вдруг с шумом взлетают ввысь, то опять возвращаются и клювами расправляют взъерошенные перья.

Хаким смотрит в окно и сладко потягивается. Воробьиное чириканье напоминает ему родной аул, такие же солнечные мартовские дни - ту беспечную детскую пору, когда он сбивал сосульки с карнизов плоских крыш, когда, взобравшись на сено, сложенное на крыше, ложился на солнечную сторону и часами наблюдал за перелетными птицами в бездонном голубом небе. Он считал и пересчитывал их и всегда сбивался со счета. Вспоминалась теперь и пестрая деревянная чашка с курткоже*. Хаким словно держит в руках эту пеструю чашку, слышит запах, чувствует, как текут слюнки... "Вот бы увидела Мукарама, как я пил из той чашки..." - думает он.

______________

* Курткоже - суп, заправленный куртом.

В комнату вошел его товарищ по училищу Сальмен, с удовольствием растирая мохнатым полотенцем раскрасневшееся тело. Косо посмотрев на Хакима, он недоуменно пожал плечами и прошел к своей койке.

А Хаким ничего не слышал и ничего не видел. Воображение рисовало ему глиняную землянку с тухлым, прокисшим воздухом, в одном углу жалобно блеет только что окотившаяся двойняшкой овца, в другом - он и Мукарама молодожены. Мукарама, с детства привыкшая к роскоши, меняет свой уютный четырехкомнатный деревянный дом на сырую полуразвалившуюся землянку?.. Его любимая Мукарама, привыкшая к кровати с пружиной, белоснежным простыням... Нет, аульная жизнь - не ее удел. Да и сам он вдруг почувствовал, что не сможет больше жить в такой землянке. "Я должен остаться в городе. Я буду в городе вместе с Мукарамой!"

- Эй, Онеке, ты все еще лежишь? Дорогой мой, уже десять часов! - войдя в комнату, проговорил гимназист с худощавым лицом и круглыми большими глазами.

Хаким, не обращая внимания на вошедшего, продолжал беспечно смотреть в окно.

Сальмен пригласил Амира сесть.

- Сегодня жумга - день молитвы и праздника. Некуда идти, нечего делать, вот и лежим, отсыпаемся, - как бы оправдывался Сальмен. Он уловил в обращении товарища к Хакиму какую-то иронию, но, не поняв ее, решил тут же спросить: - Скажи-ка, Амир, что это за Онеке?

- Можно сказать и Евеке вместо Онеке. Суть не изменится. Все равно покоритель неприступных женских сердец, - сухо бросил Амир.

- А-а, вон оно что, - протянул Сальмен. - Понял, понял: Евгений Онегин... Это наш-то Хаким?!. - И, хлопнув себя по колену, громко рассмеялся.

- Эй ты, рыбак-баркин!* Да знаешь ли ты вообще что-нибудь, кроме чудака рыбака да судака-рыбки! Слушай, я тебе сейчас новость расскажу: и Овчинникова, и Макарова, и всех этих Акчуриных и Кубжасаровых обложили налогом. Каково?.. Теперь-то, наверное, придется им распрощаться с мельницами, заводами и всем богатством. Одно осталось - бежать. А знаешь, куда нынче буржуи собираются? В Барса-Кельмесскую область**, - продолжал неугомонный Амир, толкая в плечо Хакима.

______________

* Баркин - ветвь рода Байбакты, занимавшаяся рыболовством.

** Барса-Кельмесская область - дословно: поедешь - не вернешься.