Критическая Масса, 2006, - 3 :: Журнал
Страница: 139 из 141 | |||
| ||||||||||||||
| ||||||||||||||
КАТЕГОРИИ КНИГПОСЛЕДНИЕ ОТЗЫВЫ О КНИГАХМихаил (19.04.2017 - 06:11:11) Антихрист666 (18.04.2017 - 21:05:58) Ладно, теперь поспешили вы... (18.04.2017 - 20:50:34) Роман (18.04.2017 - 18:12:26) АНДРЕЙ (18.04.2017 - 16:42:55) СЛУЧАЙНОЕ ПРОИЗВЕДЕНИЕПо-моему сказали спьяну, 29.08.10 - 11:25 Хотите чтобы ваше произведение или ваш любимый стишок появились здесь? добавьте его! |
Когда Шварц пишет: Площадь, там где Пантеона Лиловеет круглый бок, Как гиганта мощный череп, Как мигреневый висок… — она ведет свой диалог с теми же “Римскими элегиями”, где есть стихи: И Колизей — точно череп Аргуса, в чьих глазницах облака проплывают как память о бывшем стаде. Голоса поэтов накладываются один на другой, порождая множащиеся, переливающиеся смыслы, как у Мартыновой: Все города выставляют из сорного дыма углы площадей, Балкончики, эркеры, львы с открытыми ртами, львы с закрытыми ртами, Их ложноклассический прах, усыпающий голову — Вот я увидела римскую ляпис-лазурь, проскользнув по немецкому олову. В декабре город‚ зажигают притворные свечи. Каждому городу, что бьется в сетях своих, Я говорю наспех чужими словами: ихь либе дихь — Дикий язык долгоногой Марлены, жесткая кость Берлинской трескучей, тягучей, давно поистраченной речи. К этой речи уже не найти говорящих людей. Она, как рыбка в тазу, побилась губой об эмаль и уснула… В этих строках — целый веер отсылок, и через них-то и складывается сложный, не сразу считываемый смысл этого стихотворения, с глубоко запрятанной в нем… грустью по России, по оставшемуся в ней прошлому. Отсылка, подобная басовому или скрипичному ключу в начале нотного стана, задающая весь смысловой строй — финальная строфа “Декабря во Флоренции” Бродского, с ее тоской по Петербургу, оставленному навсегда: Есть города, в которые нет возврата. Солнце бьется в их окна, как в гладкие зеркала. То есть в них не проникнешь ни за какое злато. Там всегда протекает река под шестью мостами. Там есть места, где припадал устами тоже к устам и пером к листам. И там рябит от аркад, колоннад, от чугунных пугал; там толпа говорит, осаждая трамвайный угол, на языке человека, который убыл. По сути, стихотворение Мартыновой — тончайше организованный парафраз этой строфы, парафраз, в котором назван и декабрь, и проскальзывает глагол “биться”, и звучит сожаление о речи — которую уже не услышать… И упоминание про “дикий язык долгоногой Марлены”, с его “ихь либе дихь”, казалось бы, органично-спонтанная реакция человека, уже много лет живущего, как Мартынова, в Германии, на самом деле отсылает к еще одному римскому тексту Бродского — его поэме “Einem alten Architekten in Rom”: И ты простишь нескладность слов моих. Сейчас от них один скворец в ущербе. Но он нагонит: чик, Ich liebe dich И, может быть, опередит: Ich sterbe Все это еще осложнено аллюзией на мандельштамовское: Не три свечи горели, а три встречи — Одну из них сам Бог благословил, Четвертой не бывать, а Рим далече, И никогда он Рима не любил. (“На розвальнях, уложенных соломой…”) Еще один пример таких “кросс-отсылок” — шварцовская “Надежда”. Здесь строки о жди — еще глухая ночь И спи пока в своем соборе… явственно вторят блоковскому: Чтоб спящий в гробе Теодорих О буре жизни не мечтал… Но тут же, рядом стих: Ведь мы не верим в Воскресенье — отсылает к Мандельштаму: Не веря воскресенья чуду… Вообще Мандельштам — один из главных “адресатов” этой книги. В ответ на мандельштамовское: Не город Рим живет среди веков, А место человека во вселенной! — Шварц обронит: В центре Рима, в центре мира… А Мартынова: Рим — воронка… все летит в эту бездну. Из словаря этой книги — форум, фонтан, Медуза, Цезарь, гладиатор, вечность, позвоночник, пиния, лавр и т. д. — встает не только образ поэзии Мандельштама, но образ ее через призму поэзии Бродского. |
ИНТЕРЕСНОЕ О ЛИТЕРАТУРЕ
ТОП 20 КНИГ
ТОП 20 АВТОРОВ
| ||||||||||||
|