Медвежонок   ::   Сергеев-Ценский Сергей

Михал Иваныч наш на задние лапы вскочил, в рев, на нас целиком, головой мотает, - в голову он его, Иван, а мы с топорами. Иван опять все поперед всех: поперек лапы передней топором его - лясь!.. Ему бы отбечь посля, а он норовил его, стало быть, по другой лапе... Кэ-эк сгреб его, Ивана, лапой этой за плечо, значит, сгреб, а Пармен у нас до чего здоров! Осерчал: бросай, ребята, топоры, мы его голыми руками задавим! Топор, оголтелый, положил, кэ-эк уцопит это место за шею - нет, врешь! Нет, брат, врешь, стало быть!.. Михал Иваныч туды-сюды головой, туды-сюды мотает, а лапами орудовать если - ему нельзя и дыхания нет, и Пармен уперся это быком, с лица весь кровью залился, а Силантий смотрит - язык без путя болтается, он его, Михал Иваныча, за язык - так и вырвал... Я уж в это дело не встревал - вдвоем задавили. Я только Пармена не послушал, топором по боку два раза, как у него самый окорок игде - туда. Поранить нас всех поранил: Ивану - ну, это уж он сам бестолков, - ему он плечу повреждение сделал, ну, ничего; Силантий, опять, об клык напоролся; Пармену он клок волос с кожей содрал - ничего, зажило; а мне вот так когтем по ноге - пимы на мне были, - скрозь пимы черебнул. Так уж нас и звать стали: Деримедведи; всё были Силин да Силин, а теперь уж нам и названия другого нет: Деримедведь. Не то что, стало быть, он нас задрал, а что мы его задрали.

- Ну, ты это что мне заливаешь? Дурак. Хороший медведь так не дастся, дудки!

- Медведиха... Медвежонок откуда же? От ей. Другой был, - с сердцов его Пармен ногой затоптал. А этого уж я не дал. Я его молоком из мисы поил, думаешь как? Он молошный.

- Какая же в тебе такая сила? - не поверил Алпатов. - Ну-ка, на, бери кочергу.

- Я не об том, что у меня сила: браты здоровы... Я так себе, я проти их заморыш.

- Садись на пол.

- В перетяги? - спросил Андрей. - Я ведь не об себе... - Поплевал на руки, ухмыльнулся.

Уперлись они с полковником нога в ногу; не успел крякнуть полковник, как поднял его с полу Андрей.

Осерчал Алпатов.

- Ты-ы, дурак, срыву! Зачем срыву?.. И взяться мне дай.

- Тут не в том дело - срыву; тут в чижельстве дело, - усмехнулся Андрей. - Выхожу я пуда на двое легче и то сижу.

Опять уперлись нога в ногу. Потянул Алпатов - ни с места Андрей, потянул Андрей - повалился на него Алпатов.

Повар Мордкин кашлянул в кулак и отвернулся, Хабибулин цокнул и покрутил головою, а Андрей взял кочергу под мышку:

- Вот, как клюки не жалко, я из нее фертик сделаю, жалаешь?

Перегнул ее в дугу, связал в узел и концы закудрявил.

- Вот и фертик... Ведь как-никак из тайги домой по двенадцать пудов чувалы с орехами таскаем... Как это тебе?.. Шуточки?..

Любил силу Алпатов. Усадил его еще и обедать, напоил водкой. Хабибулин при нем вымыл в корыте медвежонка в теплой воде с казанским мылом. И Руфина Петровна, прочная в кости дама, снисходительно смеялась над ним: так забавен был мокрый, головастый, отбивающийся лапами, по-ребячьи фыркающий звереныш. Приказала только обрезать ему когти покороче. Обрезали. Заспорили со всех сторон дети, чей будет медвежонок: семилетнему Мите, восьмилетней Оле, и Наде, и Пете, и Виктору-кадету, и пуще всех малышам - Ване и Варе - всем хотелось присвоить медвежонка. Решил Алпатов, что будет он божий. Назвали его коротко - Миш.

II

Я далек от мысли рисовать сложную жизнь алпатовского двора, где поселился в новой березовой конуре медвежонок. Двор был обширный, обнесенный плотным забором, утоптанный крепко, обставленный птичниками, конюшней, коровником, каретным сараем; на всем этом легли тяжело слоеные крыши из розовых новых сосновых обапол, скребли куры - лонгшаны, важничали тулузские гуси, крякали утки - белые с красными мозолями над клювом, болмотали индюки белые и серые, - много скопилось крикливого земного добра.