От Кяхты до Кульджи. Путешествие в Центральную Азию и Китай   ::   Обручев Владимир Афанасьевич

Последние представляют толстые плитки, спрессованные из мелочи и отсевков байхового чая; они шли в большом количестве в Сибирь, где крестьяне и туземные народности (буряты, якуты, тунгусы и др.) предпочитали его байховому. После осмотра и сортировки цыбики зашивались на дворе в сырые бычачьи шкуры, шерстью внутрь, чтобы предохранить чай от подмочки на далеком пути через Сибирь.

Благополучию Кяхты сильный удар нанесла постройка Сибирской жел. дороги. Когда она была закончена, чай из Южного Китая повезли на пароходах во Владивосток и оттуда по жел. дороге через Сибирь. Его перестали возить через Монголию, и Кяхта начала хиреть. Торговля с Монголией также падала изза конкуренции китайцев и японцев, привозивших более дешевые товары. Ко времени революции большинство старых кяхтинских купцов умерло, их дети частью выселились, фирмы закрывались, Кяхта пустела. Прежде времена затишья в делах постоянно сменялись временами оживления, когда прибывали караваны с чаем, везде суетились, хлопотали, во всех дворах стояли монгольские двуколки, стояли и лежали верблюды, по улице и по дворам сновали монголы, буряты, китайцы и служащие кяхтинцев, слышались окрики, говор, смех, побрякиванье колокольцев, ржанье лошадей, рев верблюдов и быков. В конторах хлопали двери, в гостином дворе десятки рабочих зашивали цыбики, нагружали двуколки для отправки по тракту в Мысовую. В те времена таможня находилась в Иркутске, где чай и оплачивался пошлиной, а в Забайкалье и Амурскую область китайские и японские товары проникали беспошлинно. Поэтому здесь хороший чай можно было получить дешево.

В конце сентября все приготовления были закончены, и я простился с гостеприимным домом Лушникова. Для багажа до Урги были наняты четыре монгольские двуколки, я и мой казак Цоктоев ехали верхом. Сборы, как всегда, затянулись, багаж отправили вперед, а я после прощального обеда выехал в экипаже, в сопровождении нескольких кяхтинцев до первой остановки на речке Киран. Дорога шла по широкой степи, протянувшейся вдоль подножия лесистых пограничных гор. Коегде виднелись монгольские юрты, в стороне осталось озерко Гиляннор. Затем начался сосновый бор, и там на берегу речки мы нашли расставленную палатку и моих спутников — двух монголов и Цоктоева. После ужина провожавшие уехали назад, а я остался ночевать в своей новой палатке. Она была монгольского, но улучшенного типа в виде двускатной крыши, лежавшей на двух, прочных кольях и перекладине между ними; она была сшита из прочного тика на бумазейной подкладке, для утепления, и прослужила мне два года почти без починки. На землю расстилался брезент, постель состояла из войлока, небольшой медвежьей шкуры, подушки и бараньей шубы, заменявшей в холодное время одеяло. Багаж состоял из двух больших мягких кожаных чемоданов фасона, рекомендованного Пржевальским, двух небольших вьючных сундуков для инструментов, письменных принадлежностей, справочных книг, кухонной и столовой посуды, расходной провизии; да еще двух сундучков среднего и двух большого размера, содержавших резерв провианта, книг, свечей, бумаги, фотографических пластинок, пороха, патронов и пр., которые обычно не вносились в палатку, а оставались на возах, как равно и один из чемоданов с запасом сухарей, белья, платья и обуви. К переднему колу палатки прикреплялся маленький столик на двух ножках, на котором при свете фонарика вечером записывались в дневник путевые наблюдения, осматривались и этикетировались собранные образцы горных пород, разложенные на полу и на постели, вычерчивалась маршрутная карта. Монголывозчики и Цоктоев имели свою палатку.

После отъезда провожающих мне, оставшемуся в одиночестве, немного взгрустнулось.