Пристав Дерябин (Преображение России - 4)   ::   Сергеев-Ценский Сергей

Я верой-правдой тридцать почти лет служил...

- Речь будет идти не о вашей службе, конечно: раз вы прослужили столько времени в здешнем казначействе, то и для прокурора будет ясно, что вы были исправный чиновник, но служба ваша службой, а сын сыном: почему сын стал преступником? Ведь прокурор может даже съязвить на ваш счет, что сын, мол, имел желание помочь отцу погасить его карточный долг, поэтому...

Кашнев не договорил, так как старик вдруг схватил его костлявой своей рукою за лацкан пиджака и крикнул:

- Я слышал эту гадость! Не повторяйте!

Он тут же отдернул руку, но Кашнев не удержался, чтобы не сказать:

- Вот видите, вы уже начинаете прибегать к сильным жестам!.. Лечиться надо, - это я вполне серьезно вам говорю. Врач вам лично может еще помочь, но никакой адвокат, поверьте мне, не в состоянии помочь вашему сыну... Грабеж с покушением на убийство, - это ли не серьезное преступление? Ведь в руке у вашего сына, как выяснено, большая гайка была зажата. Потерпевшая и сейчас еще лежит в постели: что, если будет у нее сотрясение мозга?

- Так, значит, вы отказываетесь защищать моего сына? - глядя совершенно безумными глазами, но теперь уже тихо проговорил старик.

- Не могу придумать облегчающих вину обстоятельств, - уклончиво ответил Кашнев.

- Что же, буду искать другого!

- Желаю удачи!.. Хотя повторяю, что очень преждевременно это. Следователь только что получил это дело, но следствия, как мне известно, пока еще не начинал.

- Зря, значит, обращался я к вам, - резким тоном сказал старик, отходя, и не только не протянул ему руки на прощанье, но даже не прикоснулся ею и к своей форменной фуражке с кокардой на тулье и с зеленым бархатным околышем.

XIX

Через неделю после того, как Кашнев отказался от защиты Адриана Красовицкого, Савчук с видом человека, наперед знавшего, как может окончиться это дело для старика отца, сказал своему помощнику:

- Есть слух, что повесился этой ночью!

И Кашнев сразу понял, о ком говорит Иван Демидыч.

- Пил, наверно? - спросил Кашнев.

- Запьешь с таким сыночком! - сказал Савчук, блеснув карими с желтизной глазами, и перешел к делу, какое готовился вести вскоре в суде.

Но, придя домой и услышав теперь уж от жены, что в эту ночь повесился старик Красовицкий, Кашнев разволновался. Он сказал жене:

- Не виноват ли, нечаянно, конечно, и я отчасти в его смерти? Ведь мог бы я не так сразу и не так резко отказаться от дела его сына, но кто-то меня ожесточил как раз перед этим... А кто еще, как не пристав третьей части Дерябин. Это он мне наговорил всего и о сыне и об отце тоже... Не зазови меня тогда к себе Дерябин, я бы не был так откровенен со стариком, и, может быть, у него обошлось бы, а? Острый период его переживаний прошел бы, для этого времени было бы довольно: ведь когда-то еще начался бы судебный процесс?.. Старик искал у меня хоть какой-нибудь поддержки, а я, выходит, его безжалостно оттолкнул! Скверно вышло с моей стороны.

Неонила Лаврентьевна своими доводами не могла его успокоить даже и после похорон старика Красовицкого: он был возмущен тем, что следователь опечатал его квартиру, чтобы в ней произвести обыск.

А дней через десять после этих похорон Кашнев узнал, что в городе сделала остановку в своем путешествии в Петербург греческая королева с большою свитою.

О том, что она пожелала остановиться здесь с тем, чтобы подкрепиться обедом, заранее, конечно, был извещен губернатор, но всего только за четыре часа; обед же должен был быть сооружен не где-нибудь в ресторане, что особа царствующего в Греции дома могла бы счесть для себя унизительным, а только в губернаторском доме. И вот тут-то, когда и полицмейстер и сам губернатор оказались в большом затруднении, выручил их не кто иной, как новый пристав третьей части Дерябин.