Трюм и палуба   ::   Ян Василий

- Сколько сестерциев он заплатил тебе за башмаки? - спросил подошедший пирожник Рустик; он нес корзину с пирожками, начиненными свиной требухой.

- Опять ничего, как и раньше.

- Он прежде износит твои башмаки, чем ты получишь за них.

- Но если я не исполню его требования, то он не заплатит и за прежние заказы. Нобили* ведь могут сделать с нами все, что захотят. Тише, вот и он сам...

_______________

* Н о б и л и  - в Древнем Риме представители служилой

сенаторской знати (лат. Nobilis - знатный, благородный).

Мимо говоривших медленно проезжала нарядная двухколесная повозка, отделанная серебром и слоновой костью и покрытая пурпурным египетским ковром. Два серых мула были убраны расшитыми золотом чепраками и серебряной сбруей. В повозке, на месте возницы, держа белые вожжи и длинный бич, сидел изнеженного вида молодой римлянин с искусно завитыми пышными кудрями. Его белая тога, видимо только что вынутая из-под гладильного пресса, лежала красивыми складками. У его ног сидел на корточках возница, чернокожий раб с большими серебряными кольцами в ушах. Повозка Фабия вдруг остановилась, давая дорогу быстро продвигавшейся процессии.

Восемь рослых носильщиков в красных плащах беглым шагом несли на длинных полированных шестах белые крытые носилки, разукрашенные позолотой. Из-за полосатых полураздвинутых занавесок была видна полулежавшая женщина, закутанная в длинную "столу", с лицом, полузакрытым прозрачной вуалью. Впереди носилок, крича и разгоняя встречных, шагали четыре эфиопа-скорохода с пестрыми повязками на бедрах и серебряными дощечками на груди, на которых было вырезано имя их госпожи: "Харита Поппея".

Женщина сделала приветственный жест рукой, блиставшей кольцами и браслетами, и Фабий, бросив вожжи и бич вознице, с выражением крайней почтительности подошел к носилкам. Поппея сообщила ему, что не может ехать по черной базальтовой мостовой Рима, на которой ее очень трясет, и рабы поэтому донесут ее до Большой Аппиевой дороги за городом, где её ждет коляска. Оба обменялись последними новостями, занимавшими внимание "высшего света" столицы империи.

- Скажите, в честь какого божества устроен праздник? Я до сих пор этого не знаю, - спросила Поппея. - Говорят такие вещи, что я даже не могу поверить. Но я женщина и многого не понимаю.

Красильщик, пирожник и сапожник вместе с другими любопытными протеснились поближе, чтобы услышать новости из разговора двух знатных римлян.

Фабий, по обычаю франтов того времени, картавя и делая вид, что не может произнести половины слогов, рассказывал нежным, томным голосом, что божественный цезарь, полный высокой премудрости, произвел своего любимого жеребца Инцитата в звание сенатора, и по этому поводу устраивает небывалый в истории праздник.

Его жеребец будет помещен на увеселительном корабле императора, и вся знать Рима должна прибыть на Зеркало Дианы, чтобы поздравить несравненного скакуна с его новым высоким назначением. Шесть роскошных кораблей императора уже перевезены по сухопутью несколькими сотнями быков и рабов через ущелья и перевалы на озеро. Для этого сделаны особые прочные катки с дубовыми сплошными колесами, обитыми железом. Когда один корабль повалился набок и его борт сломался, тут же были выпороты бичами все сопровождавшие его рабы и казнен каждый десятый.

- Теперь рабы похожи на тигров, - добавил, смеясь, Фабий, - у них спины разрисованы полосами от ударов плетей!

При этих словах красильщик толкнул сапожника локтем:

- Ты слышал, Пафий? Рабов на галере выпороли. Среди них находился, кажется, и твой брат Тетриний?

- Я надеюсь, что по крайней мере он не был одним из десятых...