Звездные пришельцы. (с фото)   ::   Казанцев Александр Петрович

Объяснять, скажем, исследуемое явление и искать подтверждение этому объяснению, гипотезе. Если подтверждения не находятся, менять рабочую гипотезу, искать в новом направлении. Результат может быть получен экономнее, чем в первом случае. В нашей стране широко пользуются этим вторым методом.

        — Господин ученый мог бы привести пример? — смиренно спросил монах.

        — Общеизвестный? Охотно. Возьмите теорию относительности Эйнштейна.

        Монах утвердительно кивнул головой в знак согласия и понимания.

        — Ее подтверждение было получено уже после того, как Эйнштейн выдвинул свой принцип относительности.

        Монах вздохнул:

        — Ах, господин ученый! Вы сами привели этот прискорбный пример. Эйнштейн выдвинул свой принцип относительности, оттолкнувшись от объяснения известного и неразгаданного опыта Майкельсона. Печально вспомнить о реакции коллег господина Эйнштейна. Не видя подтверждений весьма новых и экстравагантных научных взглядов Эйнштейна, они, если говорить начистоту, символически сожгли научного еретика на костре общественного мнения. Будем же снисходительны к тем, кто в жестокие средние века был обуреваем исступленным служением вере.

        — Кстати, господин монах, — не сдержался аспирант, — эта «исступленная вера» строилась на отнюдь не доказанной гипотезе о существовании бога.

        Жизнелюбивые глаза сверкнули, красивое лицо стало страдальческим:

        — Вера, господин, не гипотеза. Она не нуждается в подтверждении. В своей нерушимой святости она существует не в силу каких-либо доводов, а вопреки любым аргументам.

        — Значит, вера, — сказал аспирант, — это — ослепление и предубеждение. Она никогда не может породить научную гипотезу. Ее удел — известный богословский спор: сколько чертей поместится на острие иголки? А научная гипотеза всегда научна, если она, как первое рабочее предположение, исходила из правильной, материалистической предпосылки. И только гипотеза, основывающаяся на идейно неправильных положениях, антинаучна и обречена.

        — Костер на Площади цветов давно погас, господа, — примирительно сказал монах.

        — Но мысль Джордано Бруно горит!..

        — Но ведь и в наше время нет прямых доказательств гипотезы о пребывании разумных существ вне Земли, — елейно заметил иезуит, пряча торжествующий взгляд.

        — Доказательства?..

        Мы все думали о доказательствах, возвращаясь из Рима в поезде, в автобусе, на маленьком пароходике, пока не ступили, наконец, как на кусочек родной земли, на наш теплоход «Победа».

        Жизнерадостный Неаполь несколько отвлек нас от этих размышлений. Он восхищал не только эмалевым небом, привычным по фотографиям контуром Везувия, замком Лукулла, будящим воображение, но и зажатыми в кольца каменных улиц-змей виллами, несметным числом чистых простынь, развешенных на веревках по фасадам едва ли не всех домов, узкими улицами в самом центре города, которые становятся частью бедных квартир, когда открываются двери первых этажей, и особенно непосредственными, приветливыми неаполитанцами...

        Не забудутся развалины Помпеи с каменными мостовыми, на которых в течение веков колесницы выбили колеи. Всегда будут вспоминаться отвесные скалы Капри. С них был сброшен один из римских тиранов. Эта казнь была предуготована им самим: он сбрасывал со скал Капри своих врагов. Как сновидение, останется в памяти посещение волшебного Голубого грота, в который въезжаешь с моря на лодке, пригибаясь к самому ее дну, а потом, ошеломленный, вдруг чувствуешь, что паришь в голубом пространстве. Голубое сияние заполняет все вокруг: оно и над тобой и под килем лодки...

        И вот мы снова на родной палубе.