Чистилище святого Патрика   ::   Кальдерон Педро

Заметь, какие!

Невластен все поведать мой язык,

Узнай хоть краткий перечень событий.

Чтоб обесчестить девушку одну,

Я умертвил отца ее и я же,

Когда один достойный рыцарь спал

С своей женой, убил его в алькове;

Я честь его омыл его же кровью

И превратил постель его в подмостки

Зловещие, где братскою четой

Пришлись убийство с прелюбодеяньем.

Итак отец и муж за честь свою

Мне заплатили жизнью: и у чести

Случается, что мученики есть.

Да воспомянет Бог о них на небе!

От кары за убийство убегая,

Во Францию я прибыл, где доныне,

Как думаю, мои деянья помнят.

Меж Францией и Англией тогда

Была война , и я сражался храбро

Под знаменем Эстефано, в рядах

Французских; и однажды в жаркой схватке

Так отличился я, что сам король

За храбрость дал мне чин знаменоносца.

Не стоит говорить тебе о том.

Как оправдал его я ожиданья.

Я был осыпан знаками отличья.

И раз, когда вернулся в Перпиньян,

Зашел я в кордегардию и, в карты

Играя, из-за вздора я ударил

Сержанта, капитана умертвил

И ранил трех еще среди игравших

На крики их толпой сбежались стражи,

Я бросился в один соседний храм.

Какой-то сыщик стал мне на пороге,

И тотчас был убит средь злодеяний

И доброе я дело совершил

Да воспомянет Бог о нем на небе!

Я выбежал за стены городские,

И в чистом поле дали мне приют

В обители священной инокини

И там в уединении я жил

Спокойно, мирно, между тех монахинь

Одна была из родственниц моих,

Она то и сочла священным долгом

Взять на себя такое попеченье

Но сердце у меня, как василиск.

Весь этот мед в отраву превратило

От света благодарности меня

Швырнуло к вожделению, и встало

Желание, - чудовище, чья пища

Все то, что невозможно, - яркий пламень,

Что хочет ярче вспыхнуть, если ты

Его задуть захочешь, - раб лукавый.

Убийца господина своего,

Желанье, говорю я, в человеке.

Что презирая Бога и людей,

Чудовищное любит потому лишь.

Что вот оно чудовищно, - и ужас,

Как самый ужас, любит. Я дерзнул...

Но только что до этого дойду я

В своем воспоминаньи, государь.

Душой моей смущение владеет,

Мой голос умолкает, звук его

Печально замирает на устах,

И сердце разрывается на части,

Ему как будто душно там в груди,

И волосы встают от страха дыбом,

Как будто я средь сумрачных теней,

И, весь исполнен смутных колебаний,

Я рассказать тебе не в силах то,

На что хватило мужества, чтоб сделать.

Ну, словом, в этом гнусном преступленья

Так много омерзительных сторон,

Кощунства, богохульства, что порою

(Довольно, если это я скажу!)

Я чувствую раскаянье. Однажды,

Когда молчанье ночи создавало

Непрочные гробницы сна для смертных;

Когда лазурь задернулась покровом

Из мрака, этой траурною тканью,

Что ветер расстилает по кончине

Блистательного солнца, и кругом

Ночные птицы пели панихиды,

И трепетно в волнах сафира звезды

Мерцаньем освещали небосвод,

С двоими из друзей своих (на это

Друзья всегда найдутся) я пробрался

Через ограду сада в монастырь.

Охваченный волнением и страхом,

По тени смертной с ужасом ступая,

Достиг я кельи (вымолвить боюсь),

Достиг я кельи той, где находилась

Монахиня, с которой я был связан

Священной связью кровного родства.

Я имени ее не называю.

Из уваженья к ней, коль не к себе.

Она лишилась чувств, меня увидев,

И на землю упала, а с земли

Тотчас же перешла в мои объятья,

И прежде чем опомниться могла,

Она была далеко за стенами

Обители, в пустынном, диком месте.

Где небо хоть помочь ей и могло,

Помочь не захотело. Впрочем - что ж:

Все женщины легко прощают, если

Их убедить, что дикие поступки

Лишь вызваны одной любовью к ним.