Валентин и Валентина   ::   Рощин Михаил Михайлович

Надо Славе продать… «Что важно Лондону…» (Смеется.)

Мать. Жаргончик! «Продать»!

Бабка. Теперь не учителя детей учат языку, а дети учителей жаргону.

Женя. Мамуля! Двадцатый век. Весь мир перевернулся, крутится вот такое колесо!.. Тебе всю жизнь хочется идеальных, возвышенных отношений. Но их нет! Это вам не салонная пьеса. «Ах, графиня, я вас же ву зем!..» Баба, в твое время когда выходили замуж?

Бабка. По-разному выходили. Не путай меня с девятнадцатым веком!..

Мать. Двадцатый век, двадцатый век! Все зависит не от века, а от человека! Я хочу! Да! И пусть у других как угодно, а с моей дочерью ничего такого не будет!

Женя. А о чем вообще речь? Разве есть симптомы?

Бабка. Будут симптомы – будет поздно.

Мать. Не будет! Ее надо привести в чувство. А то кончится тем, что она искалечит себе жизнь, бросит институт, будет голодать, плодить нищих.

Женя. Ну кто теперь голодает? Какие нищие?..

Бабка. А-а, правда, нищие давно-о не ходят.

Мать. Боже, как я устала! Вместо того чтобы отдохнуть, полежать, почитать…

Женя. Мама! Весь сыр-бор из-за того, что они шли в обнимку. Теперь все так ходят.

Бабка. Спасибо, ходят в обнимку, а не лежат.

Мать. Мне нет дела: все! Все будут биться головой об стенку, и вы тоже? Я не хочу больше. Я устала. (Жене.) Между прочим, ты бы, как старшая сестра, чем острить, могла бы тоже помочь. У тебя уже вообще в доме никаких обязанностей. Живешь как трава. Могла бы поговорить, отвлечь, а то – двадцатый век, двадцатый век! Когда-то на войну все списывали, а теперь – на двадцатый век! Еще скажите: атомная бомба… раз живем… если война…

Бабка. Она научит. По-лондонскому-то!..

Женя (поет). «Ах, война, что ты, подлая, сделала…»

Мать (Бабке). А ты бы, между прочим, тоже поменьше ей потакала. А то сейчас одно, а потом: Алечка, Алечка, жалко Алечку… Пусть весь мир развалится от грязи, но моя дочь должна быть чиста, как Афродита! И если каждая мать сделает так – грязь отступит!..

Бабка (бурчит). Да, как же, сейчас…

Женя. Чего-чего? Афродита? (Смеется.)

Валентин и Валентина слушают.

Она. Ну, я пойду?..

Он. Я буду тебя ругать.

Она. Да, просто проклинай.

Он. Но ты не очень. Лучше промолчи.

Она. Не могу я больше молчать…

Валентина входит в дом, раздевается. Садится на свое место. Бабка наливает чай.

Мать. Между прочим, мы тебя давно ждем.

Валя. Был коллоквиум, потом в библиотеку надо было зайти… Что ты так смотришь?

Мать. Давно не видела. Редко встречаемся… А что, нельзя? Что ты такая бледная?

Бабка. Да она не ест ничего. Ты пообедала? Рубль я тебе давала.

Валя. Да, я ела.

Мать. Я хотела поговорить с тобой. Серьезно.

Бабка. Пусть чайку-то попьет…

Мать. Я тебя вчера видела. В метро.

Валя. В каком метро?

Мать. В простом.

Раздается телефонный звонок. Трубку берет Женя.

Женя. Наконец-то!.. Вы что это, милорд?.. Ой-ой, врать-то!.. Ну хорошо, подъезжай сюда… Чего-чего?.. Ой-ой! (Смеется.) Все!

Мать. Женя!.. Ну можно минуту быть серьезной? (Вале.) Это что, обязательно ходить в общественных местах в обнимку? Ты считаешь, это прилично? Я понимаю, вы никого не видите, – влюбленные вообще никого не видят и даже не подозревают, что их видят все… Ты несла его шапку, он – твой портфель, ты просто таяла от его объятий…

Бабка. Возьми еще печеньица.

Валя. Не хочу. (Матери.) Я такого не помню.

Мать. Может, я вру?

Женя. Это был он, но с ним была не она!

Мать. Я ночь не спала, меня сегодня на работе все спрашивают: что с вами? У меня голова распухла! А что мне сказать? Что моя дочь уподобилась этим девицам, которых парни хватают на улицах? Никакого стыда не осталось! Где девическая гордость, чистота, застенчивость?.. «Эй! Давай! Чувиха! Айда»! Тьфу! (Продолжает передразнивать.) Распустят патлы, сигарету в зубы, развалятся, – девушки!

Женя. Выродки, а не девушки!

Валя.