Авантюристы   ::   Эмар Густав

Пожилая женщина, низенькая и кругленькая, вдруг вбежала на кухню и резко спросила трактирщика:

— Правда ли, мэтр Пильвоа, что вы приказали приготовить комнату с балдахином, как уверяет Мариетта?

— Что вам сказала Мариетта? — спросил трактирщик строгим голосом.

— Она велела мне приготовить лучшую комнату.

— И какая же комната лучшая, мадам Тифена?

— Комната под балдахином, потому что в ней ее величество…

— Раз так, приготовьте комнату под балдахином, — перебил трактирщик.

— Однако, — осмелилась возразить мадам Тифена, которая пользовалась некоторой властью в доме — во-первых, как законная жена трактирщика, и, во-вторых, по милости некоторых довольно резких черт своего характера, — мне кажется, при всем моем к вам уважении…

— При всем моем к вам уважении, — закричал трактирщик, гневно топнув ногой, — вы дура, моя милая! Исполняйте мои приказания и перестаньте жужжать мне в ухо…

Мадам Тифена поняла, что ее повелитель и властелин не расположен в этот вечер переносить пререкания. Как женщина благоразумная, она ушла, оставляя за собой право впоследствии отплатить сполна за полученный ею выговор.

Довольный, без сомнения, своим решительным поступком, мэтр Пильвоа, бросив торжествующий взгляд на своих подчиненных, весьма удивленных, хотя они и не смели этого показать, этим необычным самовластием, направился к двери, которая вела в сад. В ту минуту, когда он брался рукой за дверную ручку, дверь вдруг отворилась перед носом у изумленного трактирщика, который отступил шатаясь на середину комнаты, и в кухню вошел мужчина.

— Наконец-то! — радостно вскрикнул незнакомец, бросив свою шляпу с пером на стол и сбрасывая плащ. — Ей-Богу! Я думал, что оказался в пустыне.

Прежде чем трактирщик, все более и более удивляясь бесцеремонности обращения, успел воспротивиться, он взял стул и спокойно уселся рядом с камином.

Пришедшему казалось на вид лет двадцать пять. Длинные черные волосы в беспорядке падали на его плечи, резкие черты лица были благородны и умны, черные, пылкие глаза дышали мужеством и привычкой повелевать. Физиономия незнакомца носила отпечаток величия, умеряемого доброжелательной улыбкой, рот был большой, с ослепительными зубами, а красные, несколько полные губы украшались, по моде того времени, изящно завитыми усами; длинная бородка покрывала четырехугольный подбородок, говорящий об упрямстве его владельца.

Костюм его, не будучи богат, был, однако, опрятен, скроен со вкусом и несколько походил на военный, чему вдобавок способствовали два пистолета, заткнутые за пояс, и длинная шпага со стальным эфесом, висевшая на перевязи. Высокий рост незнакомца, стройного и сильного, и отвага, сквозившая во всей его наружности, выдавали в нем одного из тех людей, которых было тогда очень много, — людей, с первого раза умевших требовать от тех, с кем сводил их случай, уважения, полагая, что имеют на это право.

Между тем трактирщик, несколько оправившись от волнения и удивления, сделал несколько шагов к незнакомцу и, поклонившись ниже, чем ему хотелось бы, и снимая бумажный колпак под влиянием горящего взгляда, который незнакомец устремил на него, пролепетал не совсем твердым голосом:

— Милостивый государь…

Но незнакомец бесцеремонно перебил его, спросив:

— Вы трактирщик?

— Да, — проворчал мэтр Пильвоа, удивляясь, что вынужден отвечать, когда собирался расспрашивать.

— Хорошо! — продолжал незнакомец. — Отыщите мою лошадь, которую я бросил где-то в вашем саду; велите поставить ее в конюшню и вымыть уксусом с водой. Боюсь, что у нее содрана кожа.

Эти слова были произнесены так небрежно, что трактирщик от удивления не нашелся что сказать.

— Ну! — продолжал незнакомец через минуту, слегка нахмурив брови. — Что же ты стоишь, дурак, вместо того чтобы исполнить мои приказания?

Мэтр Пильвоа, с которого совершенно слетела вся спесь, повернулся и вышел, пошатываясь, как пьяный.