Затерявшиеся в тайге   ::   Репин Леонид

Впрочем, возможно, и у ребят что-нибудь завалялось от завтрака. Целый день мы в пути, скоро вечер, а есть, как ни странно, совсем не хотелось.

Сидеть на мягкой подстилке из мха было приятно. Усталость потихоньку стекала — словно бы сочилась, уходила сквозь землю, а вместо нее подступала волна расслабленности, навевавшая безвольные мысли; а зачем сегодня дальше идти? Вполне можно и здесь остаться... Тут хорошо... А дальше неизвестно, что будет. Никто нас не гонит в конце-то концов... Но нет. Надо идти. Мы еще недалеко ушли от дороги. При желании без труда могли бы вернуться.

Мы встали и снова пошли. Обходили стволы упавших старых деревьев, продирались сквозь чащу молодого осинника, и сухая, невесомая сеть паутины ложилась на наши лица, неприятная, клейкая. Говорят, когда много паутины в лесу, лето обязательно будет долгим и жарким. Что-то не особенно верилось: от земли уже сейчас веяло холодом осени.

Часа через два, когда перед нами открылась небольшая поляна, а на кустах, ее обрамляющих, повисли неподвижные клочья тумана, мы остановились и решили готовить ночлег. Все. Хватит для первого дня. Через полчаса уже совершенно стемнеет. А нам еще надо запасти дров для костра, устроить хоть какое-то ложе. Однако, прежде чем взяться за дело, мне захотелось проверить себя и товарищей, насколько хорошо мы смогли бы сейчас сориентироваться. Поэтому я спросил Алексея и Толю: «Ну, кто покажет, в какой стороне Енисей?» Оба, как будто только и ждали вопроса, дружно вытянули руки в разные стороны. Я постоял в нерешительности, еще не зная, кому из них отдать предпочтение: мне-то казалось, что река и вовсе в другой стороне.

Столь дружное разногласие меня обнадежило, поскольку говорило о том, что главную задачу первого дня можно считать с успехом решенной: мы заблудились. И заблудились как будто надежно. Потому что, если бы возникла необходимость срочно вернуться, мы вряд ли смогли бы прийти к единому мнению в споре о том, куда нужно двигаться, чтобы выйти из леса.

Но сегодня больше не надо было идти. Мы собрали целую гору валежника, Алексей достал спички — единственный коробок, который у нас был с собой и вдобавок наполовину пустой, и мы запалили костер. Потом с наслаждением уселись на влажную траву. И тут моя рука, случайно конечно, наткнулась на приятную карманную выпуклость. "Перекусить?»—спросил я товарищей в твердой уверенности, что уговаривать их не придется. Они тоже обследовали свои карманы и извлекли все съестное, что в них обнаружилось. На клочке газеты появились наши припасы — остатки чересчур обильного завтрака в буфете гостиницы: надкусанный бутерброд с кусочком подсохшего сыра (утром его доесть не было сил), один огурец, две маленькие дольки чеснока и два небольших круглых печеньица. Все это мы добросовестно разделили на три равные части и съели, изо всех сил делая вид, что каждому из нас предостаточно, что, предложи нам в этот момент цыплят «табака», мы бы еще подумали, стоит ли на ночь набивать ими желудок.

Потом Алексей с видом человека безмерно довольного жизнью закурил — затянулся, как после сытного ужина в ресторане. Мы с Толей собрали еще валежника, поскольку наш огромный запас почему-то уж очень быстро уменьшился, хотя огонь был небольшим и ветви не слишком сильно горели.

Стемнело. В пяти шагах от костра невозможно что-нибудь различить—сплошная темень подкралась с разных сторон. Одиноко и неуютно... Слабый свет от костра едва освещал наши лица. Молчали — говорить не хотелось. Неожиданно для себя самого я подумал: «И зачем только ты ввязался в эту историю... Сидел бы дома сейчас, читал бы какую-нибудь хорошую книгу, попивая горячий чай с молоком... Так нет — потащился бог знает куда... Сам захотел. Вот и получай: спи теперь на голой, холодной земле...