Жертва   ::   Антоновская Анна Арнольдовна

Впрочем, Хосро почувствовал зловоние только на следующий день.

Но жестокие испытания, очевидно, заканчивались, ибо посчастливилось найти Гассана. И вот Хосро избавлен от всех хлопот, а главное, за два года преданной службы длиннобородый ни разу не попросил оговоренную плату.

Осторожно выглянув из-за двери и увидя господина погруженным в размышления, Гассан уверенно подошел и деловито принялся за починку седла.

Теребя подстриженную бородку, Хосро искоса посмотрел на старика и подумал: «Если разбойник монах опоздает еще с торбой…»

Гассан из-под нависших бровей пытливо следил за Хосро.

– Я ночью, ага, сон видел, непременно разбойник монах сегодня приедет.

– Какой сон? – мрачно спросил Хосро.

– Хороший сон, ага, – будто умер мой любимый внук… внук…

– Приятный сон…

– Слава аллаху, при восходе солнца умер… О, гебры! – закричал я… – Словно на призыв оленя, первыми сбежались женщины. Не успели они одеть то, что называлось моим внуком, в драгоценное платье и обвесить его, словно дверь лавки, оружием, как чистую широкую улицу, на которой можно жить только во сне, наполнило благородное племя длиннобородых гебров. Обращая на мои вопли столько же внимания, сколько на ослиный крик, гебры подхватили мертвого под руки и величественно направились к печальному саду.

– Ты что, высохший верблюд, настраиваешь челюсть? [1] За твоим длиннобородым внуком в сад мертвых может последовать и проклятый монах с моим кисетом.

– О ага, разве посмеет кто-нибудь умереть, держа в руках твой кисет?

– От такого сна все посмеют.

– О солнце, да живет мой внук тысячу и один год… Выслушай благосклонно до конца, и ты развеселишься, как на собственной свадьбе. Когда мы вышли в сад мертвых на почетном месте уже зияли две глубокие ямы. Гебры прислонили к стене то, что называлось моим внуком, подставив ему под руки деревянные вилы. О солнце, он выпрямился, словно на страже у гарема хана, и так простоял от заката до заката… Вечером благородные гебры радостно вскрикнули. О счастье, какой благоухающий сон! Птицы выклевали внуку правый глаз! [2] Почетные гебры бережно опустили удостоенного небом в первую яму.

– Зачем же вы, длиннобородые верблюды, рыли вторую? – рассердился Хосро, вспомнив, сколько лишнего сделал он в своей жизни.

– Да убережет аллах всех гебров от второй! Ибо птицы – слуги неба – только грешникам выклевывают левый глаз, и тогда гебры сбрасывают обреченных на вечные муки во вторую яму и бегут без оглядки из сада мертвых.

Скулы Хосро побагровели, он в бешенстве схватил седле.

– И это, облезлая обезьяна, ты называешь весельем на моей свадьбе?!

Он запустил седлом в Гассана, но гебр проворно отскочил в сторону и помчался, шлепая разорванными чувяками.

Неизвестно, чем бы завершился хороший сон, если бы в калитку не ударил осторожно медный молоток.

– Монах! – обрадованно вскрикнул Гассан.

Хосро просиял. Он поспешил под дикий каштан, распустил пояс, словно после сытного обеда, и, сдвинув брови, небрежно облокотился на старую мутаку.

Гассан торопливо отодвинул засов, распахнул калитку и отпрянул.

Пригибаясь, поддерживая абу и золотое оружие, вошел Георгий Саакадзе.

За ним, бряцая серебряной саблей, протиснулся Эрасти. Он быстро задвинул засов, остановился у калитки. Но Гассан успел разглядеть на улице оруженосца, держащего на поводу богатых коней.

Саакадзе, низко кланяясь, медленно приближался.

Пораженный Хосро даже не поднялся. Словно рой пчел, закружились его мысли. Почему пришел и так почтителен к нему, неизвестному, этот счастливец в войнах, отмеченный доверием шаха Аббаса? Хосро острым взглядом скользнул по цаги, осыпанным изумрудами.