Англия, Англия   ::   Барнс Джулиан

Не сомневаюсь, вы знакомы с работами Виолле-Ле-Дюка, которому в начале девятнадцатого века было поручено спасти многие из приходящих в упадок замков и forteresses [10] моей страны. Есть два традиционных взгляда на его деятельность: первый — что он старался насколько возможно спасти древние камни от полного разрушения и исчезновения, что он прилагал все усилия для их сохранения; и второй — что он поставил себе гораздо более сложную задачу, а именно, воссоздать здания в их изначальном виде, что в своих трудах он руководствовался воображением и получал результаты, которые одним кажутся удачными, а другим — нет. Но возможен еще один, третий взгляд, и он таков: Виолле-Ле-Дюк хотел уни-что-жить ре-аль-ность этих древних зданий. Перед лицом кон-ку-рен-ции со стороны реальности, реальности более сильной и более глубокой, чем его собственная эпоха, он мог лишь одно — движимый экзистенциальным страхом и чисто человеческим инстинктом самосохранения, он был вынужден уничтожать подлинники!

Позвольте процитировать одного из моих коллег-соотечественников, одного из этих старых soixante - huitards прошлого века, чьи ошибки многие из нас находят столь поучительными и плодотворными. «Все, что когда-то переживалось непосредственно, — написал он, — стало всего лишь репрезентацией». Это есть глубокая истина, хотя и рожденная глубокой ошибкой. Ибо автор вложил в нее, как это ни поразительно, отнюдь не похвальную, но критическую интенцию. Продолжим цитату: «Кроме старых книг, старых зданий и другого наследственного имущества, все еще что-то значащего, но обреченного на постоянную редукцию, ни в культуре, ни в природе не осталось ничего, что не было бы трансформировано и загрязнено в соответствии со средствами и интересами современной индустрии».

Вы видите, как разум, взлетев столь высоко, внезапно утрачивает храбрость? И как мы можем локализовать эту утрату храбрости в движении, в дегенерации от семантически-нейтрального глагола «трансформировать» к глаголу с этически-неодобрительной коннотацией «загрязнять». Он понимал, этот старый мыслитель, что мы живем в мире зрелищ, но сентиментальность и некий политический рецидивизм заставили его устрашиться собственных пророческих видений. Я предпочел бы развить его мысль следующим образом. Когда-то был только мир, переживаемый непосредственно. Теперь имеется репрезентация — позвольте расчленить это слово: «ре-презентация», повторная презентация — мира. Это не заменитель неказистого первобытного мира, но его улучшенный и обогащенный, иронизированный и суммированный вариант. Вот где мы отныне живем. Черно-белый мир стал цветным, одинокий хриплый динамик — системой «Dolby Surround». Мы что-то на этом потеряли? Нет, мы приобрели, мы победили.

В заключение позвольте констатировать, что мир третьего тысячелетия неизбежно, неискоренимо современен и что наш интеллектуальный долг — подчиниться этой современности и отринуть как сентиментальные и глубинно-фальшивые все вздохи по тому, что именуется сомнительным термином «подлинник». Мы должны требовать копий, ибо реальность, истина, аутентичность копии — это то, что мы можем присваивать, колонизировать, реструктурировать, использовать как источник jouissance [11] , и наконец, когда мы того захотим — если захотим — реальность копии станет реальностью, которую нам суждено встретить на своем пути, оспорить и уничтожить.

Джентльмены и леди, я поздравляю вас, ибо ваше предприятие глубоко современно. Желаю вам храбрости, достойной этой современности. Невежественные критики будут, несомненно, утверждать, будто вы всего лишь пытаетесь воссоздать Старую Добрую Англию — тут меня особенно интригует женский род наименования страны, но это другая тема. Более того, если вы позволите, это шутка.