Близнецы в мимолётности   ::   Гергенрёдер Игорь

Игорь Гергенрёдер

Близнецы в мимолётности



Повесть



1.



Летом 197... я перешёл на последний курс техникума, и у меня запоздало была первая любовь. Она приехала к нам в городок отдыхать, её взяла на квартиру наша соседка Надежда Гавриловна, которая раньше была замужем за начальником милиции.

Я увидел её рано утром с веранды: на меня так и блеснуло белое, ещё без загара тело в бикини морковного цвета. Она, в руке – свёрнутое полотенце, – шла через огород Надежды Гавриловны и далее, задворками, купаться в озере. Фигурка, походка – по высшему классу! Спускалась по дощатой лесенке к пляжу, а навстречу двигал Альбертыч – выкупанный, причёсывается на ходу. Он остановился и так с ней вежливо поздоровался, что ты! А после обернулся и смотрит, смотрит... Она повыше его, талия тонкая, бёдра плавно покачиваются, плечики же почти недвижны: впечатление, будто несёт на голове кувшин.

Я побежал с веранды, на кухне отец с матерью, дед и две мои сестры садились есть; я не задержался за столом больше пяти минут и, дожёвывая бутерброд, пошёл к Альбертычу.

Городок наш был симпатично зелёный: много частных домиков с участками, где сараи, баньки, летние кухни теснились к огородам; тут и там – смородина, крыжовник. Ранее городской сад почти сливался с лесом. С каждым годом лес отступал и отступал, но оставалось ещё достаточно, чтобы места, вообще-то более известные целебными грязями, продолжали славиться и сосновым бором. Летом у нас многие пускали на квартиру отдыхающих или, как чаще говорили, курортных. А у Альбертыча жили просто друзья.

Я зашёл к нему с улицы, а он как раз входил с задворок. Потёртые, но свежестиранные шорты, в кармане – мыльница, расчёска. Мужчина в аккурате, знающий себе цену. Двадцать лет на флоте прослужил. Лицо в морщинах – а фигура как у парня.

- С кем сейчас здоровались-то?

- Приезжая дева, выдающейся красоты телосложение, обворожительная прелесть лица, – начал Альбертыч в своём духе, но тут его жена Зоя, на восемнадцать лет моложе, вышла на крыльцо одеяла вытряхивать и вмешалась:

- Ничего особенного! Гавриловна говорит: обуви – две пары.

Я спросил – как зовут? Альбертыч поднял брови, с понтом выпучил глаза, а потом улыбнулся в небо:

- Нинель!

После этого он расправил плечи, потянулся, подкинул и поймал мыльницу, а его дворняжка Джим сразу завилял хвостом, запрыгал.

Из времянки появился какой-то лысенький, из очередных друзей Альбертыча. Вид: то ли спросонья, то ли с приветом (или и то, и другое). Морщится, щурится, всё на нём расстёгнуто, носок только на одной ноге. Потопал к саду по доске через канаву, ногой мимо доски – плюх: по колено в грязь.

- Стоп-стоп-стоп! Не заваливаться, Славик, стоять! – Альбертыч припустил рысцой к нему, словил его подмышки и помог взойти на доску. Славик был вдрызг упившись.

- Владик... – ворковал он Альбертычу с трогательно интимными нотками, – отпусти меня, пожалуйста... я должен обязательно сам по пути про... проследовать! Отпусти меня, Янек... ну, хороший!

Альбертыча звали Валентином.

- Химик, – он кивнул мне на Славика. – Бесценная голова!

- И даже «био», – сказал тот, – биохимик.

Шагнул раз-другой... нога, с которой текла грязь, как краска с кисти, поехала по доске, его развернуло, и он вдарился в канаву плашмя.

Зоя стала ругаться, а Альбертыч подмигнул мне и запел:



На террасе стоя,

Нам орала Зоя

Про любовь, про нежность,

Счастье и мечту...



Она с прямотой отвергла игривость:

- Солист хренов! Убирай своего подарка, а то я вам такую мечту заделаю – ни одна химия не расхимичит!

Славик, привстав, прижал палец к губам:

- Тема – табу, – помолчав, повторил раздельно: – Та-бу.