Ботинки, полные горячей водки   ::   Прилепин Захар

 – Как же вас теперь доставать отседова…

Мы еще не успели дойти до затаившейся на краю машины Рубчика, как за нашими спинами, на дороге раздался грохот такой силы, словно с неба об асфальт пластом упал старый, очень железный самолет. Мы, трое молодых, сразу дали слабину в коленках и присели, как зашуганные. Спаситель наш, не дрогнув, оглядел нас, застывших на корточках, и медленно повернул взор к трассе.

В грузовик правой стороной въехала «газель». Водителя «газели» не было видно. Но то, что представляла собой правая сторона его машины, не оставляло надежды увидеть его при жизни. Кирпич, который был в кузове грузовичка, от дикого удара осыпался на «газель», частично украсив крышу, частично заполнив салон.

Мы бросились к дороге… Обежали «газель»… Водитель сидел на асфальте с голыми ногами. Белые пальцы шевелились, словно узнавая друг друга заново.

Подняв водилу, наперебой расспрашивая, как он себя чувствует, не получая ни одного ответа, мы все-таки разглядели, что у него нет и самой малой царапины; разве что при встрече с грузовиком он вылетел из тапочек и на улицу вышел уже голоногим.

– Как же ты мой грузовик не заметил, милок? – горился отец. – Заснул, что ли? Ой ты, дурило…

Раскрыв дверь «газели», мы увидели, что кузов грузовика теперь располагается непосредственно в салоне, рядом с сиденьем водителя.

– Если б у тебя был пассажир, он принял бы бочину грузовика на грудь, – сказал Рубчик водителю, который еще ничего не соображал и только переступал по асфальту, как большая птица.

– И сидел бы сейчас этот пассажир в самом непотребном виде, с кладкой белого кирпича вместо головы, – заключил братик.

Тут, свистя тормозами, едва не передавив всех нас, подлетела еще одна «Газель», и оттуда почти выпал человек с юга, у него было жалобное, готовое разрыдаться лицо и непомерный, стремительный живот, который он без усилися переносил с место на место, обегая нас.

– Ты жив? – спросил он водителя, но тот еще не вспомнил, как говорить.

Мне показалось, задавая свой вопрос, человек с юга имел в виду совсем другое, что можно сформулировать, например, как «зачем же ты жив до сих пор, падла?!»

– Что это? – спросил он нас шепотом, жестом раскинутых рук показывая на дорогу, машины, кирпич. Но ему снова никто не ответил.

– Я купил эти машины, – указал он на свои «газели» большим, согнутым пальцем. – Я гнал их домой, – сказал он и опустил руки. Живот его дрожал, как при плаче.

– Ничего, – сказал тот, кого мы называли «отцом». – Все живы, милки. Радуйтесь, милки.

– А мы радуемся, отец, – сказал братик просто и прикурил сигаретку.

Человек с юга посмотрел на нас, сделал неясное движение энергичными щеками, сходил к машине и вернулся с красивыми ботинками. Присел и поставил их у ног своего водителя.

Тот обулся и сказал наконец первое хриплое, теплое слово:

– Спаси… бо…



Славчук

Славчук должен был родиться негром.

Я часто читаю ночью, при включенном, но без звука, телевизоре. В телевизоре, неслышные мне, поют, раскрывая яркие рты, молодые женщины. И наблюдая их в тишине, я особенно остро понимаю, что не только мне скучны их голоса, но и сами они преследуют какие-то иные цели: едва ли им хочется петь. Просто пение наиболее удобный способ для того, чтобы демонстрировать движение губ, и все мышцы, способные сокращаться и подрагивать.

Потом, в следующем ролике, появляются негры, эти блестящие, покрытые крепким мясом звери, с белыми зубами, или с белыми и одним, впереди, золотым, на котором, непонятный мне, едва различим рисунок. Негры читают рэп, – я раньше слышал, что многие из них бандиты, – и поэтому, не сдержавшись, включаю в телевизоре звук, послушать, как они произносят свои, непонятные мне слова.

Русские бандиты не читают рэп. Наверное, у них нет чувства ритма.