Циники   ::   Кудесова Ирина

- Ах, вот для кого - валерьянка! Мол, выпьем, котенька, за светлое будущее...

- А мы? Выпьем за светлое будущее?

Рубиновая жидкость рвется вон из узкого матового горлышка. В углу уже стоят три бутылки кагора. Пустые.

- Выпьем, Балашов. За то, чтобы будущего не было.

- Ух ты. С чего это вдруг? Тебя, кажется, ждет католическое венчание. С любимым человеком. Меня - любимые женщина и ребенок. Неплохое будущее. Правда, в нем не будет...

- ...тебя.

- И тебя.

Мы дружно смеемся: снова говорим хором. Вообще, мы часто отвечаем одинаково. Так сладко: в эти мгновения кажется, что никого ближе нет. Роднее. Я сказала: "...тебя". А он: "И тебя". И затем мы, не сговариваясь, вместе: "Переживем".

Никого нет ближе.

* * *

... - Дашка, работа есть.

Откинула одеяло. С закрытыми глазами села на постели.

- Знаю я вашу работу. Школьников фотографировать.

Посмотрела на часы. Это форменное издевательство: только половина десятого. Звонят ни свет ни заря, как к себе домой.

- На сборы тебе полчаса. Репортаж надо сделать. Срочно.

- Ой, Юль, а ехать-то куда?

- "Речной вокзал", первый вагон из центра. Там тебя подхватят. Они на машине.

- Кто "они"? Куда мы поедем?

- Ну, наши ребята. Фотографу прозвониться не можем, а материал срочный. Тринадцатилетняя девочка утонула. Что-то насчет неразделенной любви. Где-то за городом. Ты пошевелись, без десяти одиннадцать они будут на "Речном". Опаздывать не советую.

"Опаздывать не советую". Началось. Еще ни копейки не заплатили, а уже нервы треплют. Удивительно, как люди живут по двум стрелочкам.

* * *

Примчалась без пяти, вся в мыле. Аппаратура, между прочим, - не воздушный шарик. А эта парочка заявилась только в одиннадцать. Андрей мне сразу понравился. Иван же начал с того, что прихватил за талию. Ненавижу фамильярность. Всю дорогу я подчеркнуто не замечала Ивана, говорила только с Андреем. Терпеть не могу, когда клеятся с полоборота.

Потом я, правда, успокоилась. Между этими двумя что-то было, явно. Люблю геев. Они безобидные.

Материал мы сделали.

Снимки мои понравились. Мы стали работать с Юлькой - в паре.

Потом я узнала, что Иван "нормальный". При жене и собственном чаде. А все-таки с Андреем у них что-то было.

Что особенно бесило - Иван каждый раз встречал меня дурацкой фразой "Привет, фрау фотограф" - это намек на мой школьный немецкий. Иногда добавлял: "Вас издас".

- Да кто меня издаст, - морщилась я. - Опять пленка - псу под хвост.

- Демьянова, я в тебя верю. - Тут Балашов нагло припирал меня к стене, тыкался носом куда-то между шеей и плечом. Изображал африканскую страсть. Я даже Юльке нажаловалась.

- А тебе не кажется, - (у Юльки с нравственностью всегда были нелады), что такой мужик тебе и нужен?

Я что-то вякнула про Петера.

- Знаю я все про твоего Петера. Ты чего себя заживо-то... На похороны позовешь?

- Не-а. Я брошусь в речку. От неразделенной любви. Как та девочка из первого репортажа.

* * *

...Визу в Эстонию дали только на месяц.

Весь июнь лили дожди. Мы съездили в Пярну: гуляли по сырому песочку, чертили веточкой слова-загадки.

Сперва я захлебывалась от злости: сдержанность Петера великолепно иллюстрировала байки о прибалтийской "горячности". Началось это, конечно, не в июне, а гораздо раньше. Плакать не умею, поэтому оставалось только тихо беситься. Принуждать не люблю.

Потом наступила апатия. Весь июнь мы довольно мирно просуществовали с Петером: гуляли по магазинчикам, слушали джаз, пили пиво, наносили визиты его знакомым; в Пярну бродили по побережью, играли в бильярд, как-то раз нас даже занесло на пляски для финских пенсионерок... Петер сказал, что в Эстонии все дешевле, чем в Финляндии, и отдых - в том числе. Вот они и валят, старушки-то.

Дома у Петера мне отвели комнату.