Девяносто девять   ::   Хайнс Джеймс

Грегори-младший стал Грегори-критиком. Однако даже сам он признавал, что воспитание сослужило ему неплохую службу в поисках места в нашем постмодернистском мире.

От своего отца и церкви Грегори получил два бесценных дара: способность к спокойной жестокости, окрашенной в тона абсолютной уверенности в собственной правоте, которая ему особенно пригодилась в административной практике, и такую же способность к интеллектуальной жесткости и беспристрастности в контексте самодостаточных теоретических систем. Таким образом, Грегори был совершенно уверен, что не совершает никакого греха против Духа Святого – и уж тем более никакого греха против Фуко, а как раз наоборот, идет по его стопам, – всаживая нож в спину научных противников, которые, в конце концов, были не более чем ренегатами и реакционерами. И анализ – строка за строкой – писаний Дерриды о разнице между «различанием» и «различением» был для него почти детской игрой по сравнению с юными годами, проведенными за не менее буквальным анализом сочинений Кальвина об оправдании верой.

В светских академических кругах Грегори поднимался от одной вершины к другой. За год до описываемых событий он практически достиг пика профессиональной карьеры. Грегори уже де-факто являлся заведующим кафедры (де-факто, но не де-юре, так как с названной должностью был связан тот уровень ответственности, который Грегори находил слишком обременительным для себя); его аспиранты получали самые щедрые гранты, младшие сотрудники факультета, стоило ему замолвить за них словечко, сразу же обретали постоянное место в университете, за Грегори оставалось и последнее слово при приеме на кафедру новых сотрудников. Он уже являлся одной из крупнейших фигур в избранной им научной области в Штатах, теперь же ему представлялась возможность приобрести международную известность.

В разгоравшихся тогда дебатах относительно обстоятельств гибели капитана Кука от рук обитателей Гавайских островов в 1779 году наиболее активное участие принимали два друга Грегори Эйка. Первым был Джо Броди, его научный руководитель в пору учебы в аспирантуре в университете штата Висконсин, упрямый старый ирландец, настаивавший на том, что гавайцы убили Кука, потому что приняли его за бога Лоно. Вторым был старинный приятель Грегори по аспирантским годам Стэнли Тулафейл, уроженец Самоа, мужик громадного роста, но с елейным вкрадчивым голоском, постоянно защищающий жителей третьего мира там, где, по его мнению, ущемлялись их права или где они намеренно унижались.

Естественно, Стэнли сразу же возмутили отвратительные инсинуации относительно того, что уравновешенные и здравомыслящие гавайцы могли принять вздорного йоркширца за бога обновления природы. Дискуссия зародилась во время какого-то дружеского обеда, затем перешла на уровень обмена посланиями, публиковавшимися в «Нью-Йоркском книжном обозрении», и наконец, переросла в грандиозный межконтинентальный конфликт, в котором вместо ракет с боевыми зарядами противники обменивались пропитанными желчью монографиями. А их коллеги меньшего научного ранга, готовившие докторские диссертации или жившие в ожидании постоянного университетского места, втягивали головы в плечи при звуках этой академической канонады, с благоговейным ужасом взирая на происходящее из укрытия.

Грегори пришла в голову идея проведения конференции, на которой оба оппонента смогли бы изложить свои аргументы на публике лицом к лицу. Грегори прекрасно понимал, что в конференции захотят принять участие крупнейшие антропологи мира.