Днепровский ветер   ::   Гончар Олесь

Кроме того, что был общительным по натуре, чувствовалось в ном еще какое-то простодушное тяготение к людям, даже как бы жажда на них, точно он изголодался по ним и теперь вот с первым встречным готов подружиться, рассказывать о себе, была бы только у того охота слушать. Паренька слушали с улыбками, кто с доброй, а кто и с недоверчивой, особенно охотно внимали ему свободные от вахты члены экипажа - совсем юные матросики-речники, им, видно, по душе пришлись его рассказы о морских плаваниях в далеких неведомых водах, о разных приключениях и опасностях.

- Ходил над водой, ходил и под водой, на таких глубинах, что ахнешь!..

- И что же там? Акулы?- со страхом спрашивала дебелая, подпоясанная платком тетка, сопровождавшая картошку.

Ни акул, ни морских драконов... Тьма. Вечная тьма.

Заметив за гурьбой слушателей Любу, то бишь Любовь Семеновну, поднимавшуюся по ступенькам на верхнюю палубу, парень сразу переключился на нее:

- Сколько делаете узлов?

- Какие еще узлы? У нас не узлы.

Пожалуй, она сочла его вопрос неуместным.

- Ну, а сколько миль?

- У нас не милями, у нас километрами... Семнадцать километров в час.

- Ха-ха-ха!- ему стало весело.- Километрами... Вот это да!

И уже окончательно, наперекор поучениям боцмана, называя ее теперь Любкой, он стал энергично растолковывать девушке, что такое узлы да мили, пояснил, какую скорость дают торпедные катера, когда они прямо-таки взлетают над водой, одолевая буруны. Вот там держись, там ветерок, а то... Семнадцать километров. Смехота!

Он снова искренне, от души рассмеялся, никого, впрочем, этим смехом не задевая.

С появлением его на судне среди пассажиров наступило заметное оживление. Где парень - там и гурьба, где гурьба - там и он.

- А вот тут я буду в очереди первым! - воскликнул он, как только из буфета запахло борщом.

И впрямь занял себе отдельный столик, но без собеседников ему, видно, было не усидеть, поэтому, заприметив в уголке компанию олимпийцев, которые тоже собирались обедать, морячок без церемоний перекочевал к ним. И только когда сел, спросил:

- Вы ведь не возражаете?

Официантка, особа тучная и злющая, как оса, относящаяся к пассажирам с непонятной враждебностью, вдруг даже улыбнулась, наблюдая, как этот стриженый морячок легко несет между столами свой борщ, переселяясь к олимпийцам. Другого отчитала бы за такую вольность, а этому ни слова. Понравилось ей, кажется, и то, что спортсмены охотно приняли парня к себе в компанию.

Проявив надлежащий такт, морячок не стал допытываться - с медалями олимпийцы возвращаются или без оных, это уж их дело,- он, смачно уплетая борщ, снова принялся рассказывать им о своей флотской жизни, будто хотелось ему поскорее выговориться перед людьми за все то свое подводное молчание, которое, наверное, целую вечность тянулось где-то среди рыб, во тьме морских и океанских глубин. Ведь, кроме ненаселенных темных вод, бывают и такие, где причудливые, фантастические рыбы играют вокруг тебя, а ты, выпущенный из лодки в комбинезоне, пробираешься среди них, куда тебе надо, освещаешь глубины специальным своим прожектором, а случается, заросли водорослей опутают, скуют тебя всего, и ты рассекаешь их ножом, и вот тебе уже не хватает кислорода, ты задыхаешься, спешишь скорее к лодке, чтобы хватить свежего воздуха. Было впечатление, что ему и самому казалось сейчас невероятным все то, что он, деревенский парнишка, пережил, попав от тракторов на флот,- теперь он вроде бы и сам удивлялся, не наснилась ли ему вся эта фантастика рыб и водорослей...

- Еще дважды по два пива!- кричит он той самой официантке, которая хотя и грубит публике, но его обслуживает с явной благосклонностью, и, когда бутылки уже на столе, предлагает олимпийцам угощаться от его щедрот. Но те отказываются, спиртного они не употребляют, у них сейчас сухой закон.

- Не можете даже пивка?

- Даже пивка.

- Сочувствую.

И он с бульканьем наливает себе "жигулевского"

полный бокал, а потом - раз!- и спокойно утирается ладонью.