Дон Хуан   ::   Бальестер Гонсало Торренте

Но тут вперед быстро выбежали дамы и окружили меня. Уродливые и красивые, старые девы и замужние, вдовы и монахини.

- Бедный мальчик!

- Тебе будет трудно обрести счастье!

- Как заметно, что рос он без матери!

Одни ласково гладили меня, другие обнимали. А некоторые даже целовали. Но мало-помалу они начали таять, словно растворялись во всепобеждающем утреннем свете.

Я обнаружил свое тело все в той же позе и все там же: я спал, прислонив голову к стене, одна нога так и свисала в пустоту. Я вернулся в свое тело, ощутил, какое оно теплое, как впитывает жар золотого солнца, - и вздрогнул от наслаждения и страха. Я вспоминал то, что со мной только что приключилось, как вспоминают сон.

Я спустился вниз. Разбудил Лепорелло.

- Мы уезжаем.

- Пора бы, хозяин. У меня все кости ломит. На скамье не очень-то поспишь.

Я зашел в комнату. Мариана спала и улыбалась во сне. Я присел на кровать и погладил ее по голове. Она приоткрыла глаза. А увидав меня, распахнула их во всю ширь. И прижалась ко мне.

- Ты уже уезжаешь? - спросила она с болью.

- Мы уезжаем.

- Ты вернешься?

- Зачем?

- Я хочу, чтобы ты вернулся. Я хочу, чтобы ты никогда не покидал меня.

- К чему оставаться или возвращаться? Ты едешь со мной.

- В твой дом?

- В мой дом.

- Да ведь я проститутка!

- Ты едешь со мной.

Я поцеловал ее глаза, сияющие от изумления и радости.

- Поторопись. Одевайся. Я жду тебя у крыльца.

Лепорелло сидел перед стаканом агуардиенте. Я сел рядом и велел принести мне того же.

- Со мной случилась престранная вещь, - сказал я ему. - Доводилось ли тебе слышать, чтоб человеку открылся во сне смысл жизни его?

- Сны, сеньор, всегда тем самым и славились, хоть в них много сокровенного. До сих пор никто не уразумеет, кем они посылаются - Богом или дьяволом.

- А ты-то как полагаешь?

- Я о том никогда не раздумывал, да и ни к чему мне это, я и снов-то почти не вижу.

- Мой сон был причудливым, но понятным. Настолько понятным, что помог мне разобраться в самом себе. Во сне я рассуждал так, как наяву не дерзнул бы помыслить, и с уст моих срывались ужасные слова.

- Да ведь, сеньор, всем известно: за сны свои мы вины не несем. Еще чего... А сеньор не желает рассказать мне сей сон, может, я чего и присоветую?

- Нет. Рассказать я его расскажу, но не тебе.

- Что ж. На то есть люди вам под стать. Командор...

- Люди, что слывут мне ровней, понять меня не сумеют, а Командор тем паче... И думается, с этими людьми дорожка меня скоро разведет. Я останусь один, только с тобой.

- Отчего ж так, сеньор?

- Есть грешники, от которых люди шарахаются хуже, чем от прокаженных.

- Ежели сеньор согрешил - поскорей бы покаяться!

- Я не согрешил, я - грех.

Тут Лепорелло метнул на меня быстрый взгляд, и взгляда его я не понял.

- Я не принуждаю тебя и впредь оставаться у меня на службе. Если боишься...

Лепорелло обнял меня.

- Хозяин! Разве могу я вас покинуть?

Тут появилась Мариана. Она дрожала от утренней прохлады. Я завернул ее в свой плащ, и мы сели в коляску. Когда мы въезжали в Севилью, я приказал Лепорелло:

- Отвези ее к нам, но так, чтоб никто не видал, и пускай ложится спать. А ты немедля отыщи моего торговца платьем, еще до вечера он должен доставить нам лучшие женские наряды, самые модные.