Достигаев и другие   ::   Горький Максим

Его сопровождает Алексей Достигаев.)

Г у б и н. Вот это и есть - она?

А л е к с е й. Да.

Г у б и н. Рыжая, в платье сопливенького цвета?

А л е к с е й. Да, да... Жанна Густавовна.

Г у б и н. Ничего, заметная стервоза! Вот эдакие бабёнки вредных лет...

А л е к с е й. Вы хотели сказать: средних лет?

Г у б и н. Я говорю как хочу. Вредных лет, значит - между тридцатью и сорока. Самые интересные. Понял?

А л е к с е й. Не совсем.

Г у б и н. Отец умнее тебя, хотя... тоже не Бисмарк! Ну, айда шампань лакать, баболюб.

И о с и ф. Достопочтенный Алексей Матвеевич...

Г у б и н. Чего?

И о с и ф. Богом вас прошу - заплатите за гусей, коих вы перестреляли...

Г у б и н. Ага! Это - ты? Так я же тебе сказал: подавай в суд.

И о с и ф. Нет на вас суда, кроме божия...

Г у б и н. Врёшь, есть! Пошёл прочь. И - подавай в суд. Не подашь приеду другой раз, ещё кого-нибудь застрелю... понял?

И о с и ф. Я, Алексей Матвеевич, в газету пожалуюсь на вас.

Г у б и н. Валяй! В газету! Архиерею! Валяй... (Ушёл в буфет.)

(Иосиф вынул кисет, свёртывает папиросу, вспомнил, что нельзя курить махорку, и, спрятав кисет, огорчённо махнул рукой, снова сел в угол.)

Ц е л о в а н ь е в. А боится Павлин Губина!

Т р о е р у к о в. Кто его, чёрта, не боится!

(Нестрашный вышел.)

Л и с о г о н о в. Подставили ему ножку попы-то.

Ц е л о в а н ь е в. Положим, это вот Порфирия Петровича тяжёлая лапка вышибла его из городских-то голов.

Н е с т р а ш н ы й. При чём тут я? Архиерей это действовал, после того как Губин дьякона во время обедни за волосья оттаскал.

Т р о е р у к о в. Его в сумасшедший дом...

Н е с т р а ш н ы й. Теперь для сумасшедших города строить надобно.

Л и с о г о н о в. Чу, шумят в буфете! Пойду, взгляну.

(Все ушли. Остался Троеруков, осаниваясь, поглаживая бороду, смотрит на портрет царя и в зеркало на себя. Налил коньяку, встал, пьёт, крякнул.)

И о с и ф. На доброе здоровье.

Т р о е р у к о в (подумав). Да ведь я не чихнул.

И о с и ф. Тогда - простите, ослышался!

Т р о е р у к о в. Ты откуда?

И о с и ф. Из слободы, из Комаровой.

Т р о е р у к о в. Ага... А... чего ждёшь тут?

И о с и ф. Игуменью, мать Меланию ожидаю, по её приказу. Обещала быть здесь.

Т р о е р у к о в. Она - здесь. Коньяк - пьёшь?

И о с и ф. Где уж нам! Самогонцу бы, да и того не сыщешь! Ох, разоряется Русь!

Т р о е р у к о в. На-ка, выпей!

И о с и ф. Спаси вас Христос! Будьте здоровы. Ух... Какая... неожиданная жидкость!

Т р о е р у к о в (удовлетворённо). Ожёгся? То-то. На ещё...

(Из буфета выходят: Бетлинг, за ним Достигаев и Мокроусов; перед ним, забегая то справа, то слева, - Лисогонов.)

Б е т л и н г (пренебрежительно и ворчливо). Вы - не прыгайте! Вы спокойно...

Л и с о г о н о в. Взволнован честью беседовать с вашим превосходительством...

Б е т л и н г. Позвольте, я сяду. И вы - сядьте! Ну, что же вам угодно?

Л и с о г о н о в. Мудрый совет ваш, ваше...

Б е т л и н г. Вы - короче, без титула...

Л и с о г о н о в. Говорят, что большевик этот - Ленин - выдуман для устрашения нашего...

Б е т л и н г. Как это - выдуман?

М о к р о у с о в. Разрешите сообщить: Ленин, после ареста его шайки, бежал в Швецию. Он - лицо действительное.

(Из буфета, из зала выходят люди, окружают Бетлинга, смотрят на него. В толпе, у стены - Тятин. Вышла Мелания, села в кресло. К ней подходит поп Иосиф, кланяется, подаёт бумагу, беседует. Мелания уводит его в зал. Через некоторое время попик быстро пробирается в буфет.)

Б е т л и н г. Ну да! И, конечно, Швеция выдаст его нам. Вот вы, член городской управы, увлекаетесь политикой, а в городе по улицам нельзя на автомобиле ездить. Видите? Напоминаю вам, что для политики у нас есть Временное правительство...

Л и с о г о н о в. Простите! Конечно, мы - дикари, и кому надо верить - не знаем.

Б е т л и н г. Вот вы снова вскочили и... мелькаете, прыгаете...

Л и с о г о н о в.