Другой ветер - Дневник собаки Павлова   ::   Крусанов Павел

Чета линялых кошек шарахнулась к зарешеченному подвальному спуску. Эхо звонких Изабеллиных каблучков порскнуло вверх по лестничной клетке.

На третьем этаже, заслоняя собой вход в квартиру, стоял Андрей Жвачин. В руке его лакированно блестел надкушенный пряник. Шевеля серыми усами, Жвачин разглядывал Исполатева со спутницей, доигрывающей кадриль на последнем лестничном марше.

- Что же ты в себе не узнаешь? - спросил Жвачин.

- Уже восемь, а я еще не опохмелился...

- Здравствуй, Андрюша, - сказала Изабелла из-за плеча Исполатева.

Жвачин кольнул усами щеку девушки и, развернувшись, пошел по коридору к удобствам.

- Что такое? - не сразу собрался с вопросом Петр.

Девушка оправдывалась без раскаянья:

- Должно быть, я тоже виновна в том, что жизнь Жвачина лишена идеалов... Прими мою шубу, пожалуйста. Мы с Андрюшей поступали в институт в одном потоке. Спасибо. А с Верой-солдаткой мы подруги.

В комнате было накурено. Магнитофон негромко что-то наигрывал. В углу топорщилась реденькая елка, опутанная серебряным дождем и электрической гирляндой. Вокруг низкого столика, уставленного бутылками и похожими на клумбы салатницами с салатами сидели: солдатка Вера (жених тянул лямку срочной службы), очарованная мужественным шармом и вольным беспутством Андрея Жвачина - хозяина роскошной квартиры, доставшейся ему в наследство от деда, былого сталинского расстрельщика; Алик Шайтанов - атлет, флейтист-любитель, когда-то отдавший дань рок-н-роллу тем, что вместе с Петром фигурно голосил в ликующих залах ДК: "Вчера мне полпальца станок отсверлил, а сегодня ты мне отсверлишь полсердца"; Женя Скорнякин литератор, сибарит, обаятельный щекастый весельчак, обожающий семью и склонный в застолье распевать громоподобным, точно иерихонская дуда, голосом сентиментальные романсы; черноглазая, с голубыми, как у младенца, белками Паприка, потерявшая свое настоящее имя после того, как Исполатев беспечно поцеловал ее и заявил: "Это - не женщина, это - паприкаш из перца!"

- Наконец-то! - Солдатка Вера вышла из кресла, на котором сидела с ногами, и манерно лизнула подружку в губы. - Ребята, это - Аня, представила она гостью. - Аня, а это - ребята.

- Ложь, - возразил расстроенный Исполатев. - Это - Жля.

- Жля? - удивилась Изабелла-Аня.

- Гений, воспевший набег новгород-северского князя на половцев, писал: "...и Жля поскочи по Русской земли, смагу людем мычючи в пламяне розе". Исполатев выставил из сумки бутылки хереса, одну за другой - пять штук. - А кто такая Жля, не знает даже академик Лихачев.

В комнату, держа в зубах пряник и на ходу застегивая гульфик, вошел Андрей Жвачин. Аня щебетала с Верой, одновременно разглядывая компанию глянцевым взглядом, - похоже, кроме хозяина и солдатки, она ни с кем не была знакома. Исполатев присел на стул рядом с Паприкой и открыл бутылку хереса. Скорнякин удивленно кивнул на водку.

- На понижение не пью, - сказал Петр. - Вчера я от водки скатился к сухому и до сих пор об этом жалею. - Он поднял бокал и одиноко выпил.

- А нам? - встрепенулась Вера.

Жвачин взял со стола бутылку "Пшеничной" и свернул ей золотую голову. Исполатев, подумав, вонзил вилку в салатницу с оливье.

- Я на тарелку положу, - сказала Паприка, посылая Петру обожающий взгляд.

- Всем клади, - сказал Жвачин. - У нас эгалите.

Нежно звякнули рюмки, точно качнули хрустальную люстру, и по фарфору мертво скрежетнули вилки.

- Что случилось вчера? - наконец спросил Исполатев. - Я что-то плохо помню.

- Двенадцатого января - рьен, - по-королевски определил прожитый день Жвачин. - Тебе приспичило пить только под тосты.

Паприка сказала:

- Вначале ты пил за мои глаза, потому что они похожи на скарабеев.

Шайтанов сказал:

- Потом ты пил за навозников, потому что они извлекают пользу из того материала, какой имеют в наличии.