Два товарища (сборник)   ::   Войнович Владимир Николаевич

Вот и прыходыться нам в зэмли отой колупаться. И робота у нас неинте, и сами мы неинте. Общем, гусь свыни нэ товариш.



24



Вадим сам не знал, почему он написал матери о болезни, которой не было. Просто хотелось, чтобы его пожалели, а на что жаловаться – сам толком не знал. Вот написал первое, что пришло в голову. И как глупо все получилось.

После этого Вадим как-то отдалился от всех. Он не решался заговаривать с другими, и с ним тоже никто не заговаривал. Но однажды во время обычного вынужденного безделья Гурий Макарович его подозвал:

– Вадим, ты б рассказав шо-нэбудь.

– А что рассказывать?

– Ну як шо рассказывать? Расскажи, як там жизнь в Москви. Шо там вообще хорошего?

– В Москве все хорошее.

– Чого ж там хорошего? Так же люды живуть, як и тут.

– Ну, не так, – сказал Вадим. – Там совсем другие условия. Библиотеки, театры…

– А правда, что в Москве сигналов нету? – спросил Павло-баптист.

– Давно уж.

– Ну, а ежели я, к примеру, еду, а на улице свинья лежит?

– Пидожды ты со своей свынёй, – сказал Гурий Макарович, поморщившись. – Ты, Вадим, мне от шо скажи: в Москве лучше жить, чим тут, так? В тэбэ там своя квартира чи як?

– Своя.

– Ну а в мэнэ своя хата. Яка ж разныця?

– Ну как? У меня в квартире паровое отопление. Ванная…

– Хорошо.

– Уборная…

– Хорошо.

– Телефон.

– А на шо тоби телефон? Кому звонить?

– Ну, например, с товарищем мне надо поговорить.

– Так, хорошо. Ну а ще шо?

– Все, – сказал Вадим. – Хочу я в кино сходить – иду туда, куда мне хочется. Пешком не хожу. Сел в метро или в троллейбус и доехал куда надо. Такси, выставки, музеи – все есть в Москве.

– В общем, в Москви хорошо, а в Поповки погано, так? – спросил Гурий Макарович.

– Ну, я так не говорю… – замялся Вадим.

– Ну а шо, тут ничего такого нэма. Шо погано в Поповки, то погано, я и сам це могу сказать. От дывысь. Утром я встаю, трэба дров наколоть, пичку розтопыть, тут тоби дым, копоть, вся посуда в сажи. Нэ то шо газ. Ты його включив, и вин нэ дымыть, нэ коптыть. У нас такого нэма. Погано? Погано. В бани трэба помыться, сам за водой сходы, сам опять пичку розтопы, поки всэ зробышь, так потом умыешься. Тож погано. Та шо тем казать! Другый раз ночью, извини за выражения, на двир сходыть трэба, та як згадаешь, шо бигты через огород, а на вулыци холодно – витэр, мороз, а ще хуже – грязь, та думаешь: хай воно всэ провалытся! Шуряк в мэнэ в Кайнарах живэ, було б метро, на метри б доихав, а то пишки хожу. Погано. Трэба Мыколу обматэрить, взяв бы трубочку: «Алло, Мыкола!» А то пока чэрэз усю Поповку пройдэшь, так и зло пропадае. Да. Ну и музеев у нас, конечно, нэма. Погано у нас в Поповки, так?

– Ну так, – неуверенно подтвердил Вадим.

– А вот сказалы б мэни зараз: «На тоби, Гальченко, в Москви квартиру из четырех комнат, на тоби ванну, на тоби телефон» – ни за шо б нэ поихав. Ты Москву за шо любышь? За ванну та телефон. А шоб в Москви ничего этого нэ було, а було в Поповки?.. А я вот нэ знаю, за шо я Поповку люблю. Всэ наче тут погано, а никуды нэ пойду. Як бы тут Москву построилы, то дило другое.

Гальченко помолчал. Вынул из-за уха оставленную «на после обеда» папиросу, помял ее в замасленных пальцах.

– А вообще, Вадим, я тоби вот шо скажу. Наша робота нэ для тэбэ, хочь обижайся, хочь нет. Нэпрывыкший ты до нэи. Мы-то тут с самого детства. Для нас хоть бы шо. А для тэбэ… В общем, тут председатель казав, Бородавку в контору беруть. Клуб без хозяина остается. Може пойдешь?

– Мне все равно, – сказал Вадим. – Я согласен.



25



На четвертый день после возвращения в Поповку Вадим вывесил в коридоре клуба новую стенгазету. Вечером возле газеты собрались любопытные.