Госпожа Парис   ::   Мопассан Ги де

---------------------------------------------

Ги де Мопассан

Госпожа Парис

Глава 1

Я сидел на молу небольшого порта Обернон, близ деревушки Сали, и любовался Антибом при закате солнца. Никогда не видел я ничего более захватывающего и более прекрасного.

Городок, замкнутый в тяжелые крепостные стены, возведенные Вобаном, вдается в самое море, посреди огромного залива, на берегу которого расположена Ницца. Высокие морские валы разбивались о подножие крепостных стен, омывая их кружевом пены, а дома над стенами карабкались друг на друга до самых башен, устремленных в небо, как два рога античного шлема. И обе башни вырисовывались на молочной белизне Альп, на громадной и далекой снежной стене, заграждавшей горизонт.

Между белой пеной у подножия стен и белым снегом у края небес, на синеватом фоне горных отрогов, стоял сверкающий городок, и лучи заходящего солнца играли на пирамиде домов с бурыми кровлями, домов тоже белых, но из-за освещения принимавших самые различные оттенки.

И даже небо над Альпами было почти белой голубизны, словно обесцвеченное снегом; кое-где у бледных вершин серебрились облачка; а по другую сторону залива Ницца прильнула к воде, белой ниткой протянувшись между морем и горами. Два больших латинских паруса, подгоняемые свежим бризом, казалось, бежали по волнам. Я смотрел, как завороженный.

Такие отрадные, необычные, чарующие взор картины проникают в душу и не забываются, как и воспоминания о счастье. Живешь, думаешь, страдаешь, умиляешься, любишь глазами. Тот, кто умеет чувствовать зрением, созерцая одушевленные и неодушевленные предметы, испытывает такое же острое, изысканное и глубокое наслаждение, как человек с тонким и восприимчивым слухом, чью душу будоражит музыка.

Я сказал своему спутнику, г-ну Мартини, чистокровному южанину:

— Пожалуй, никогда мне не доводилось любоваться таким редкостным зрелищем…

Я видел, как на рассвете встает из песков гора Сен-Мишель, эта огромная драгоценность из гранита.

Я видел в Сахаре, как серебрится при луне, яркой, точно наше солнце, озеро Райанешерги, протянувшееся на пятьдесят километров, и как встает над ним белый пар, молочным облаком поднимаясь к луне.

Я видел на Липарских островах сказочный серный кратер Волканелло; он горит и дымится, этот гигантский цветок, желтый чудовищный цветок, распустившийся среди моря на стебле-вулкане.

Так вот, я не видел ничего поразительнее, чем Антиб на фоне Альп в лучах заката.

И почему-то мне не дают покоя античные реминисценции; мне приходят на память стихи Гомера: ведь передо мною город древнего Востока, город из Одиссеи — Троя, хотя Троя и отстояла далеко от моря.

Мартини достал из кармана путеводитель Сарти и прочитал:

— “Этот город первоначально был колонией, основанной фокейцами из Марселя около трехсот сорокового года до рождества Христова. От них он получил греческое наименование Антиполис, то есть “Противогород” — город напротив другого города, ибо он действительно расположен прямо напротив Ниццы, тоже марсельской колонии.

Завоевав Галлию, римляне сделали Антиб муниципией; жители его получили права римских граждан.

Из эпиграммы Марциала мы знаем, что в его времена…»

Он собирался продолжать. Я перебил его:

— Мне безразлично, каким он был. Говорю вам: у меня перед глазами город из Одиссеи. Не все ли равно, азиатское это или европейское побережье: города и там и тут были схожи между собой; но по ту сторону Средиземного моря ни один город не пробуждает во мне с такой силой воспоминаний о героических временах.

Я обернулся, заслышав шаги: женщина, высокая, черноволосая женщина шла по дороге, ведущей вдоль моря к мысу.

Мартини прошептал, напирая на последний слог имени:

— Это госпожа Парис.