Поэт и муза   ::   Домбровский Юрий Осипович

Воспоминанье общее об этом

Я сохранил доныне. Пьедестал

Тяжеловесным золотом блистал

И отдан был лирическим поэтам:

Некрасов, Майков, Тютчев, Пушкин, Блок,

Конечно, Надсон, Лермонтов, Плещеев...

Кто притащил строку, кто десять строк,

Невесту провожая в дом Кащеев.

И говорил лирический букет:

Люблю тебя, хотя тебя и нет!

Как вдруг с высокой глыбы пьедестала

Совсем иная надпись проблистала:

"Я не люблю тебя, мне суждено судьбою

Не полюбивши разлюбить.

Я не люблю тебя моей больной душою,

Я никого не буду здесь любить.

Я не люблю тебя, я обманул природу,

Тебя, себя, знакомых и чужих,

Когда свою любовь и бедную свободу

Я положил у милых ног твоих.

Я не люблю тебя, но, полюбив другую,

На сотни мук я б осудил себя

И, как безумный, я и плачу, и тоскую

Все об одном: я не люблю тебя".

И подпись: "Клюшников". Да кто же он такой,

Обвивший крест у Южного залива?

Но как ни напрягаю разум свой,

Я многого не вырву из архива!

Да, при Белинском был такой поэт,

Одна из звездочек его плеяды,

Его и в словарях искать не надо,

И в сборниках его, конечно, нет,

Но кости, погребенные в могиле,

Его стихов, конечно, не забыли.

А тишина! А тишина кругом!

Лишь зелень утомленная, да море,

Да девушка на камне гробовом,

Парящая в оранжевом просторе,

Да власть стиха! Немного лет назад

(Немного лет, раз есть стихи из Блока),

Стихами отправляли в Рай и в Ад,

И грозен был тяжелый ямб пророка.

Стихами убивали, и стихи

Врезали в мрамор, как эпиграф к смерти.

Их не стирали ни дожди, ни мхи,

Не заслоняли ни кресты, ни жерди.

Был стих суров, как воинский приказ,

И в оный день отчаянья и гнева

Он прогремел, и даже Бог не спас

Его лучом пронизанную деву,

А был ли то литературный жест,

Слеза ли Демона пробила камень,

Ей все равно: над ней разводит крест

Недоуменно белыми руками.

Спускаюсь вниз - закат уже погас,

Знакомая актриса в пестрой шали

Идет навстречу: "А мы ждали, ждали,

Мы совершенно потеряли вас."

Гляжу на губы, на лиловый грим,

На тонкие и выспренные брови:

"Там на горе..." Мы долго говорим

О странной ненавидящей любови.

Когда искусство превратилось в кровь,

Тогда собьешься и не скажешь сразу,

Где жест актера перешел в любовь,

А где любовь переродилась в фразу!

КОЗЛОВ

Певец! Когда перед тобой

Во мгле сокрылся мир земной.

Пушкин. "Козлову"

"Ночь весенняя дышала

Светло-южною красой,

Тихо Брента протекала,

Серебримая луной." {*}

Тихо в сумрачном канале,

Отражающим луну,

Дева в черном покрывале

Молча смотрит на волну.

Он гребет, на лодке стоя,

Быстрый, яркий, как волна,

Но красавца за фатою

Не заметила она.

И не слышит, как в палаты

Бьет напевная волна.

. . . . . . . . . . . . . . .

Ночь и грязь. Домов квадраты

Крестит дождик полосатый.

Тучи мчатся, ночь темна.

Заиграл сверчок на печке,

Ветер кинулся в окно;

Оплывают тихо свечки,

Утомленные давно.

Мелкий дождик нудит, нудит...

Дочка борется со сном.

Может, хватит, может, будет?

Может, тоже отдохнем?

Но вперяя взгляд лучистый

И сжимая пальцы рук,

"Заструился пар душистый!"

Ты приказываешь вдруг.

И опять цветы и маски,

И рапиры, и щиты,

И корсеты, и подвязки

Все взбесившиеся краски

Разъяренной красоты.

Знаешь? Я с тобой согласен:

Из скворешен и квартир

До нелепости ужасен

Этот вылинявший мир.

Так хватай же кисти смело

И не бойся ничего

Только синим, только белым,

Только красным крой его!

И тогда средь одиночки,

Вдохновенной слепоты,

Из тугой и жесткой почки

Хлынут липкие цветы.

Ты увидишь на мгновенье,

Неподвижно и светло

Все, что гибнущее зренье

В темноту перенесло.

То, стыдясь и хорошея,

Вновь вошла в свои права

Абсолютная идея

Неподвижность божества.