Славянская тетрадь   ::   Солоухин Владимир Алексеевич

Идет себе пожилой человек, идет под тысячами глаз, идет, как ему удобно, как ходил он по тайным балканским тропам. Оружие при нем. Он поднимает его для приветствия. Идут его друзья. Их много. Они в редком шахматном порядке заняли всю площадь. И если любую воинскую часть можно одной командой повернуть направо, налево или даже кругом, то как повернешь этих людей, каждый из которых есть отдельный характер, отдельная личность, а все вместе они объединены идеей, они – сила, партизаны, в конечном счете народ.

…Смотришь теперь, спустя восемь лет, на план ненаписанной книги, и не всегда даже вспомнишь, что означает та или иная фраза. Например, я долго недоумевал, к чему у меня записано: «Красивые ли русначки в Мариуполе?»

Потом-то вспомнилась яблоневая (как если бы в райском саду) дорога. Груды яблок по сторонам. Ветви, отягощенные плодами. Яблоки падают прямо на асфальтированное шоссе и раскалываются при падении. Иной раз яблоко стукнется о верх машины или упадет на капот. Сады одной деревни сливаются с садами другой, охватывая всю Кюстандильскую котловину. Ни заборов, ни сторожей, ни собак, ни воришек. Груды яблок, яблони, осыпанные плодами, асфальтовое шоссе, пробегающее через грандиозный, на десятки километров раскинувшийся сад.

Мы подошли к крестьянкам, убирающим яблоки, и разговорились. У одной молодой болгарки (надо ли говорить, что у нее черные большие глаза, черные волосы и яркий румянец сквозь смуглую кожу) муж уехал в Советский Союз, в Мариуполь, не то на практику, не то на курсы по сталелитейному делу. И вот уж живет там, в Советском Союзе, третий месяц. Болгарка, вроде бы шутя, но с затаенной тревогой раза три переспрашивала у нас: красивые ли русначки в Мариуполе? Мы постарались убедить ее, что рядом с ней померкнет любая русначка. Но не знаю, добились ли успеха, потому что, когда прощались, она еще раз захотела уточнить: светло-русые ли русначки живут в Мариуполе или тоже все больше темные, как здесь, в Кюстандильской котловине?

Или вот еще два слова: «Собиратель музея». В городе Котеле попали мы в необыкновенный музей. Народный учитель Василий Георгиев (когда мы были, ему исполнился 81 год) еще в молодости увлекся собирательством. Страсть собирательства у него не сузилась до одного, целенаправленного, так сказать, пучка или луча, когда человек собирает либо марки, либо старинную утварь, либо живопись, либо мало ли еще чего.

Василий Георгиев собирал все. Насобирал в конце концов столько, что коллекцию пришлось оформить как городской музей, и теперь все это доступно для обозрения. Василий Георгиев в музее директор.

Ископаемые наконечники стрел и копий, тысячи насекомых, гербарии, грандиозная коллекция птичьих яиц, сотни чучел птиц, рыб и животных – вся местная фауна, образцы горных пород и руд, то есть попросту камни, подобранные в окрестных горах.

Особую линию занимают всякие несообразности и отклонения от нормы. Тут собирателем владела психология кунсткамеры, и он шел у нее на поводу.

Ягненочек о двух головах, ягненочек о восьми ногах. Цыпленок о двух головах, галка о трех ногах, крыса о двух хвостах… На совсем особом месте стоит плавающее и спирту женское сердце, пронзенное широким кинжалом.

Дело в том, что все женщины в Котеле раньше были заняты ковроделием. Мужчины же, напротив, уходили па всю зиму с отарами овец к морю. За долгие зимние месяцы, значит, появлялись, накапливались поводы для мужской ревности. В результате – пронзенное ножом сердце в музее Василия Георгиева.

О внешности собирателя у меня записано в старой тетради: «Седой ежик». Значит, в то время мне хватило бы этой детальки, чтобы восстановить весь облик человека. Теперь этот «седой ежик» для меня пустые, мертвые слова. Ничего не вижу я за «седым ежиком».