Смех   ::   Арцыбашев Михаил

"

И доктор чувствовал страшную, неутолимую ненависть к тому воображаемому человеку, который там, когда-то, будет таким, как он.

"А ведь это так и будет: повторяются же мысли человеческие, и как еще часто повторяются... повторится, значит, и человек... а-а-а! Даже мои мысли, мои страдания вовсе не важны, и не нужны никуда, потому что то же самое с одинаковым успехом передумают и перечувствуют еще миллионы всяких комбинаций... О-очень приятно, черт бы вас драл!.."

И состояние доктора ухудшалось день ото дня и, доходя по ночам до галлюцинаций, стало уже сплошным кошмаром страдания. Снилась ему только его смерть, похороны, внутренность могилы; иногда для разнообразия снилось, что он погребен заживо, снились еще почему-то черти, в которых он твердо не верил. Днем он уже постоянно думал на одну и ту же тему:

"Организм разрушается..."

Он замечал это в том, что ему тяжело взойти на лестницу больницы, что ему приходится иногда кряхтеть, вставая или нагибаясь. От дум у него началась бессонница, а бессонница, как ему казалось, была предсмертным явлением.

Как раз прошлую ночь он вовсе не спал, и оттого у него в голове было точно тяжелое и угарное похмелье.

Те мысли, которые прошли в эти часы бесцельного лежания в нагревшейся липкой постели, под крик и смех сумасшедших в буйной палате, были так омерзительно страшны, что доктор даже юлил и обманывал самого себя, стараясь думать, что ничего не помнит.

Но это ему не удавалось: то одна, то другая мысль всплывала и, казалось, очень отчетливо отпечатывалась на белой стене. В конце концов он таки вспомнил то, чего больше всего старался не вспоминать: как художественно ясно представился ему процесс разложения, та слизь и гниль, которые получатся из него, представились толстые, ленивые, белые черви, распухшие от его гноя... Он всегда боялся червей. А они будут ползать во рту, в глазах, в носу и везде...

- Конечно, я не буду тогда ничего чувствовать! - сердито закричал доктор - громко, на всю комнату. Голос у него был пронзительный.

Фельдшер отворил дверь, посмотрел и затворил.

"Бывает так вот: лечит, лечит, да и сам того!.." - подумал он и с большим удовольствием, потому что ему было страшно скучно, пошел сказать другому фельдшеру, что старший, кажется, "того".

Когда он затворял дверь, она пискливо скрипнула.

Доктор посмотрел через очки.

- Гм... в чем дело? - спросил он сердито.

Но оттого, что дверь молчала, он с раздражением подошел к ней, отворил и пошел по коридору и по лестнице вниз, в ту палату, куда только вчера вечером посадили нового пациента.

К нему и давно надо было сходить, но теперь он пошел вовсе не по обязанности, а потому, что оставаться одному было уже совсем скверно.

Сумасшедший, в желтом халате и колпаке, хотя ему можно было оставаться и в своем платье, сидел на кровати и самым рассудительным образом сморкался в носовой платок. Доктор вошел очень осторожно, даже как будто недоверчиво, но сумасшедший посмотрел на него весело и дружелюбно.

- А, здравствуйте! - сказал он. - Вы, кажется, старший врач?

- Здравствуйте, - ответил доктор, - я старший врач.

- Очень приятно... Садитесь, пожалуйста, - любезно пригласил сумасшедший.

Доктор присел на стул, подумал, посмотрел на голые, выкрашенные серой краской стены, потом на халат сумасшедшего и сказал:

- Как ваше здоровье? Спали?..

- Спал, - охотно ответил сумасшедший, - почему бы мне и не спать? Спать следует... Я всегда очень хорошо сплю.

Доктор опять подумал.

- Да... Но, знаете, новое место... Кричат тоже у нас тут...

- Кричат? Я не слыхал... Я, к счастью, доктор, очень плохо слышу... Он засмеялся.

- Бывает, что и не слышать - счастье... Доктор машинально ответил:

- Бывает...

Сумасшедший почесал переносину.

- Вы, доктор, курите? - спросил он.

- Нет.

- Жаль, а то бы я попросил папиросочку...

- Вам курить нельзя... знаете...

- Ах да... я все забываю... не привык еще...