Собаки Иерусалима   ::   Карпи Фабио

Только после этого Бласко отрывается от своей тарелки с салатом.

– А вдруг, – говорит он, – смерть, не дай Бог, настигнет барона Никомеда ди Калатраву, прежде чем он выполнит свой святой долг?

Епископ быстро взглядывает на Бласко и возводит очи горе.

– При столь печальном и роковом исходе – а такое, увы, случается часто – миссию барона можно будет считать выполненной вполне – как духовно, так и физически…

Бласко снова подливает вина и уточняет:

– Юридически тоже…

Оба приподнимают бокалы в своего рода немом тосте. В этот момент девушка вносит корзинку с фруктами. Она явно встревожена и обращается к священнику:

– Прошу вас, монсеньор, поглядите в окно… Барон Никомед упал и не может подняться. Рамондо тоже совсем выбился из сил. Если мы сейчас же не поможем им, оба умрут.

Бласко отчужденно смотрит на нее:

– Что ты там такое говоришь?

– Я говорю, что он умирает: вот, посмотрите… Выгляните, монсеньор, из окна и сами убедитесь. Он лежит на земле и не может подняться – сил у него больше не осталось…

Вместо ответа священник с умильными гримасами начинает сюсюкать (оказывается, следом за девушкой в зал приполз и малыш):

– Ку-ку… ку-ку-ку… ку-ка-ре-ку…

Девушка сразу же оборачивается и берет ребенка на руки. Но не уходит, а все еще чего-то ждет.

Бласко же обращается к епископу:

– Какой чудесный бутуз, не правда ли?

Епископ с улыбкой кивает, а девушка, не дождавшись ответа, уходит и закрывает за собой дверь.

– Да исполнится воля Господня… – произносит со вздохом Бласко.

– И на земле, и на небесах! Аминь!



Никомед и Рамондо добираются до Иерусалима, а маленький ребенок возвращает их домой



Совершенно ослабевший Никомед, шатаясь, приближается к дереву-календарю и из последних сил делает на нем очередную зарубку.

За хозяином, пыхтя, бредет Рамондо. Он в таком же плачевном состоянии, как и барон.

– Мы все еще не дошли, господин?

– По подсчетам, которые я сделал раньше, нам остается еще восемь дней. Рамондо, смирившись с неизбежностью, качает головой:

– Нам столько не протянуть.

Подойдя к куче соломы, он валится на нее.

Никомед сердито кричит:

– Поднимись сейчас же!

– Нет…

Никомед подходит к нему и, обнажив меч, начинает покалывать им своего оруженосца.

– Ты сказал «нет»?

– Можете проткнуть меня насквозь, господин, как вы проткнули того дровосека. Сейчас это будет даже не убийство, а милосердный поступок, он избавит меня от лишних мучений.

Смущенный Никомед вкладывает меч в ножны.

– Мы пройдем еще милю, две, неважно сколько… Из последних сил будем стремиться к Иерусалиму. Пусть я погибну, но свое обязательство выполню.

Рамондо поднимает к хозяину изможденное лицо.

– Я не бунтую, господин. Взбунтовались мои ноги: не хотят идти… Отказали мне.

Никомед, собрав остатки сил, хватает Рамондо за руку и все же ухитряется поднять его с земли.

– Я дал обет, Рамондо, и ничто не может заставить меня нарушить свое слово! – говорит он и после непродолжительной паузы добавляет: – Разве что мы доберемся до Иерусалима раньше назначенного срока… В конце концов можем же мы прийти туда на несколько дней раньше… – Пошатываясь, он выходит из-под навеса. – Я пошел, Рамондо, и знаю, что ты последуешь за мной. Я уверен в этом и не буду даже оглядываться. Никогда не надо оглядываться назад…

Никомед через силу делает несколько шагов и выбирается на протоптанную дорожку.

Рамондо, дождавшись, когда хозяин удалится на некоторое расстояние, берет из костра дымящуюся головешку и бросает ее прямо в кучу соломы – пусть горит этот навес!

Затем, ковыляя, спешит вслед за Никомедом, бредущим по унылой, голой местности. Теперь они снова вместе, едва волоча ноги и пошатываясь, двигаются к своей цели.