В страдную пору   ::   Астафьев Виктор

Пасынков уклончиво ответил:

— Перестроился не перестроился, а мимо своего колхоза не проехал. — И тут же прибавил, сворачивая с дороги на картофельное поле, где стоял трактор: — Вот мы и прибыли.

Возле трактора копошился парень с белыми волосами, вьющимися на висках, как у девчонки. Что-то памятное для Николая было во всей нескладной фигуре этого парня.

— Тимоха, а, Тимоха! — крикнул ему Пасынков. — Гляди, кого я приволок, дизентёра! — Пасынков нарочно исказил это и без того разящее слово.

Николай хотел обругать Пасынкова, который все так же улыбался, щупая его хитрыми глазами, но Тимоша быстро оглянулся и, постояв с открытым ртом, как лунатик, двинулся от трактора.

— О-о, Никола! — Он хотел еще что-то сказать, да заметил Зину, покраснел, застеснялся, начал оглядывать свою промасленную робу и пошел обратно к трактору.

Тимоша несколько лет проездил помощником на тракторе с Николаем и никак не решался самостоятельно сесть за управление. Трактор Тимоша знал хорошо, но Николай был уверен, что сейчас, при посторонних, он станет делать не то, что надо, потеряет до зарезу нужный ключ или гайку.

— Ну, командуй, кум Гаврила, — покровительственно заговорил Николай. — Привел — давай работу.

— С полным удовольствием, — подхватил Пасынков. — Работы у нас вагон и маленькая тележка. Стало быть, товарищи, вот где проехал трактор, собирайте картошку и в кучу. Работенка не пыльная, но денежная.

— Что платить будешь? — засмеялись приезжие.

— Тридцать дней на месяц, харчи ваши, стол казенный, — отшутился бригадир и, когда горкомхозопцы отошли от трактора, сказал Николаю: — Помоги Тимоше, а то твоя краля навела на него такое затмение, что ему до вечера не опамятоваться.

Не дожидаясь возражений Николая, Пасынков затрусил прочь, шаркая голенищами больших стоптанных сапог.

— Ох и ушлый! — покачал головой Николай, глядя вслед Пасынкову, и направился к Тимоше. — Ну, чего у тебя?

— Да вот с горючим что-то, засоряется, должно.

— А свечи-то зачем вывернул?

— Свечи? Думал, на них нагар.

— В карбюраторе ковырялся?

— Разбирал.

— Жиклеры продул?

— Жиклеры-то? Нет, не продувал. А что, думаешь, в них причина?

— Я ничего не думаю, сам говоришь, с подачей неладно. А ну, дай карбюраторный ключик.

Тимоша пошарил в траве, нашел ключик, подал его Николаю и застыл и ожидании приказаний. Все! Теперь он слуга покорный. Делать будет только то, что ему скажут.

Николай покосился на него, улыбнулся и, весело засвистев, принялся разбирать карбюратор. Он прочистил жиклеры, подул в трубку подачи и, почувствовав на языке обжигающий вкус бензина, смачно сплюнул на землю. Потом ввернул свечи, проверил искру и весело крикнул:

— Тимош, крутни!

Тимоша изогнулся вопросительным знаком, налег на ручку, трактор хокнул раз, другой и, постреливая, бухая богатой смесью, затарахтел, вздрагивая всем корпусом. Над радиатором показалось улыбающееся лицо Тимоши.

— Уходи! — махнул ему рукой Николай и включил скорость.

Трактор дернулся, выбросил из трубы кольца дыма и вперевалочку пополз по полю. За ним широкой полосой тянулась переворошенная земля, на которой выводками лежали шершавые картофелины.

В прежние времена, сидя за рулем трактора, Николай любил петь что-нибудь бесшабашное, громкое, лишь бы слышать свой голос. Он и сейчас затянул:

Бывали дни веселые,

Я по три дня не ел,

Не то, чтоб денег не было,

А просто не хотел…

Потом он обернулся и увидел примостившегося на месте прицепщика Тимошу, который все еще улыбался. Николай сбросил газ, выключил скорость и, когда трактор остановился, с сожалением сказал:

— Давай, Тимош, садись на свое место.

— Да нет, что ты, Никола, ездий, ездий, — торопливо замахал руками Тимоша.