Вызревание   ::   Жовна Александр

- Почему все кричат? Кто здесь начальник? Я или нет? Так точно! - козыряет Гречко, отчего лейтенант прикрывает уши. Это насилие над личностью! - раздается крик похмельного задержанного. Это произвол! Я свободный человек! Никто не может ограничивать меня в свободе мысли и творчества! Дайте мне карандаш!

Лейтенант брезгливо отворачивается от задержанного: Гречко, почему здесь кричат? Здесь что, все позволено? Пора прекращать с этим. Что это, в самом деле? Есть! Так точно! - звонко козыряет Гречко, оставаясь на месте.

Морщится лейтенант. Морщится задержанный. Оба с раздражением смотрят на Гречко. Гречко доволен собой и непоколебим. Вдруг почему-то ни с того ни с сего еще раз залихватски козыряет и бьет каблуком об пол без всяких слов и от этого, словно очнувшись, неожиданно смущается и переминается с ноги на ногу. Лейтенант и задержанный чуть озадаченно смотрят на Гречко. Зачем тебе карандаш? - спрашивает лейтенант у задержанного. - Как вы все любите жаловаться, кляузничать. Небось, когда по пляжу голышом гулял, о праве окружающих на культурный отдых не думал. А здесь все сразу о правах вспоминают. Ну, что тебе здесь плохого сделали? Ну?.. Гречко, иди уже!

Гречко, словно упавший с неба на грешную землю, уныло, не по уставу, выходит за кефиром. Лейтенант, о чем-то задумавшись, смотрит в окно. Ему все надоело и хочется в отпуск. За окном дворничиха ругается с каким-то мужчиной. Она машет на него рукой и что-то кричит. Мужчина тоже что-то кричит в ответ и тоже машет рукой, но их голоса не слышны. Из радиоприемника в кабинете лейтенанта тихо льется старая медленная мелодия семидесятых годов, песня называется ?Как прекрасен этот мир?. Лейтенант смотрит в окно, слушает мелодию. Задержанный тоже о чем-то задумался. Старая песня знакома им обоим и, быть может, любима. Быть может, заставила что-то вспомнить из прежней жизни, из юности или даже детства. Хорошая песня... - говорит лейтенант, - старая, а хорошая... Да... - соглашается задержанный, - настоящие песни не старятся... Зачем тебе карандаш? Хочу картину нарисовать. Ты что, художник? Так, в некотором роде, хотя с этим многие не согласны. Боттичелли? - улыбается лейтенант.

Молча улыбается задержанный художник. А меня смог бы нарисовать? - спрашивает лейтенант, продолжая смотреть в окно. Наверное, смог бы. Вас рисовать несложно... Почему? Не знаю. А кого сложно?

Художник молчит. А Гречко сложно? Нет. Понятно...

Какое-то время оба молчат. Смотрят за окно. Утихает мелодия. Лейтенант поворачивается к столу, достает лист бумаги и карандаш. Молча протягивает художнику. Тот молча берет. Смотрит на лейтенанта. Нарисуй, а...че там?... Раз несложно... Садись.

Лейтенант подвигает стоящий рядом стул. Художник садится. Можно? - спрашивает художник, указывая на твердую папку на столе лейтенанта.

Лейтенант молча кивает. Смотрит на художника. Художник на лейтенанта. Начинает рисовать. Молчаливая сцена. Двое мужчин напряженно смотрят друг на друга. Между ними словно происходит дуэль взглядов, борьба каких-то внутренних чувств, убеждений, нравственных и этических позиций. Художник рисует быстро, энергично. Открывается дверь кабинета, входит Гречко. В руках у него три пакета с кефиром. Он останавливается на пороге, недоуменно смотрит на происходящую сцену. Его не замечают. Оба - художник и натурщик, настолько увлечены, что не видят и не слышат его прихода. Но вот художник опускает карандаш. Дуэль окончена. От напряжения оба тяжело дышат, словно только что боролись на спринтерской дистанции. Художник протягивает лейтенанту листок. Лейтенант смотрит на портрет. Затем на художника. Оба все еще тяжело дышат. Лейтенант вытаскивает из ящика стола стакан, ставит на стол. Гречко торопится к столу, срывая по дороге зубами кончик пакета, и наливает кефир в стакан.