Зажгите костры в океане   ::   Куваев О

Программу по карте выполним. Желательно удлинить срок сезона на один месяц. Просим организовать дополнительную заброску продуктов, инструментов, взрывчатки. Рабочих в партии двое. Все работоспособны", - вслух перечитывает Виктор. Сложенная бумажка идет в Валькин карман.

Мы стоим у палатки. Закутавшись в мешок, неловко прыгает Леха. Температурит что-то парень. Видимо, простыл все же в ту ночь.

- Значит, так, - говорит Валька, - значит, шефу письмо, значит, на Садовой, зовут Лена. Все вроде записано.

- Пошли, - коротко бросает Мишка.

- Ну так как же? - растерянно бормочет Валька. - Ай-хо! - вдруг говорит он. Улыбки. "Ай-хо!" - боевой клич онкилонов. Тех, что уплыли на север.

Они уходят. Картинным силуэтом темнеет согнувшаяся под рюкзаком с образцами фигура Мишки и рядом крохотная в длиннополом смешном ватнике фигурка Вальки.

- Э-ге-ге-ге-гей! - кричу я. Фигурки замирают. Поднимают бинокль к глазам тонкие палочки рук. Шарахается от крика где-то в небе гагара. Желтым заревом полыхает тундра. Я смотрю на Виктора. В сторону отвернулся мой начальник, старательно изучает серую ленту реки. Опустив длинные руки, стоит Григорий. "Смешные мы все же лю-ди-человеки", - думаю я.

Я сижу в палатке. Виктор и Гришка только что ушли к месторождению, я вернулся оттуда. Мы по очереди дежурим у Лехи. Не на шутку разболелся парень.

- Нутро у него, понимаешь, протестует - так сказал материалист Гришка.

Я привожу в порядок записные книжки. Кончается день. Сильные густые тени падают с гор. Вероятно, сегодня будет первый лед.

Первый лед, с которого жиреют и тревожными стаями мечутся гуси. Будут морозные ночи в палатках, будут крепкие, как дубовый шар, сентябрьские дни. Голубые ниточки тундровых рек, отмели и скалы все еще ждут нас.

Глаза Декадента лихорадочно поблескивают в сумраке палатки. Красным помидором пылает лицо. Грипп? Воспаление легких? Тиф? Менингит?

- Переболеешь - встанешь, - сурово бросил ему на прощание Мишка.

Лехе худо. Я не знаю, как быть. Он проглотил уже страшное количество кальцекса, аспирина и биомицина. Больше в аптечке ничего нет. Только йод. Йод не пьют. Эх, я знаю, что тут надо. Надо малины и бабушкино ватное одеяло. Заботливую материнскую руку на лоб. Но где я возьму тебе маму, Декадент?

...Обмелевшие за лето ниточки рек. Озера покроются льдом. Мы будем замыкать петлю. Еще стоят нерешительной стайкой значки на карте.

- Леха, - говорю я, - ты давай в геологи. Плюнь на своих греков.

Декадент молчит. Думает что-то парень. Страшным жаром горит его лицо. Черные тени крадутся в палатку. Густым стеклом висит воздух. Белеет на западе снежник.

- Леха, - говорю я.

- Не надо... - просит он.

Ночью мне делается совсем страшно. При свете свечки Лешкины глаза блестят как-то тревожно и жутковато.

- Зуб ноет, - тихо говорит Лешка.

Я достаю вату и пузырек с соляной кислотой. Испытанный злодейский метод. Спи, Леха. Леха не спит. Ну как заменить ему мамкину руку, как согреть этого парня?

- Ты хороший парень, Лешка, - говорю я. - Это ничего, что ты пижон.

- Мы не пижоны, - говорит Лешка, - мы просто молодые.

Ночью он легонько бредит. Я боюсь зажечь свечку, чтобы не разбудить его.

- Рыбы, - говорит Лешка, - куда плавают рыбы? В воде же темно, они не знают, куда плыть. Надо зажечь им костры, чтобы видели, а то как же... Никто не должен, не имеет права жить в темноте. Зажгите костры в океане...

Он много городит чепухи. Я не могу заснуть.

Наутро приходят Виктор и Гришка. Гришка варит очень крепкий чай и разбавляет его спиртом. Потом заставляет Декадента выпить эту взрывчатую смесь. Лешка лежит в двух мешках и обливается потом.

- Порядок, - говорит Гришка, - дедов способ... Любую простуду вышибает.

Я издали замечаю Мишку. Одинокая темная фигурка спускается по желтому склону холма.