Спедство ппотив Молли   ::   Пугач Вадим

---------------------------------------------

Пугач Вадим

Сpедство пpотив Молли



Вадим Пугач

СРЕДСТВО ПРОТИВ МОЛЛИ

Hекий студент не выносит мусора. Hе выносит неделю, другую, между тем как последний неплохо относится к студенту, зная почти наверняка, что тот убийца, но вчуже ценя его бескорыстие и благородство.

Такова была фабула русского полицейского романа, который Молли читала давно и все не могла дочитать до счастливого конца, где убийца соединяется с влюбленной в него проституткой в трогательном порыве, напрочь лишенном даже тени эротизма. Единственная эротическая сцена в романе на пятьсот с лишним страниц не удовлетворила любопытства Молли. Старый негодяй и извращенец, пытаясь изнасиловать сестру убийцы, едва не оказывается застрелен из собственного пистолета, который жертва выкрала у него заранее.

"Что за бесстрастный народ эти русские", - подумала Молли. В этот момент дверь из гостиной во внутренние покои открылась, и ее пригласили к ученику, чьи продолговатые пальцы она пыталась приспособить к фортепьяно. Мальчик, однако, предпочитал застревать ими то в носу, то в карманах, а однажды, забравшись в капитальный викторианский шкаф, позволил своему отцу, лорду Смиту, порядком прищемить их створками, так что тонко и отчаянно запищал, не спуская, впрочем, левого глаза (левым он видел лучше) с замочной скважины, откуда наблюдал несколько растрепанную учительницу музыки, слезшую с колен отца лишь из-за того, что лорду приспичило прихлопнуть внезапно ерзнувшую дверцу викторианца.

Молли прошла в комнату, где они занимались. Hе надо думать, что занятия ее с длиннопалым мальцом ограничивались фортепьяно. Вот за этими, другими занятиями и застала их однажды леди Смит, обратившая внимание на то, что звуки инструмента в течение примерно десяти минут становились все беспорядочней и дисгармоничней, пока наконец не достигли некоего какофонического оргазма. Картина, поразившая леди, вкратце сводилась к следующему: ее дорогой мальчик в счастливых судорогах бился о клавиатуру головой, пока пальцы Молли исполняли нечто околомузыкальное решительно мимо клавиш.

Дело окончилось бы, вероятней всего, заурядным скандалом и изгнанием Молли из аристократического дома, если бы не два обстоятельства: честное признание шаловливого четырнадцатилетнего малыша в том, что именно он принудил Молли к непозволительным отношениям, шантажируя ее эпизодом, подсмотренным из шкафа, и пансионная лесбийская закваска самой леди, не упустившей шанса завести интрижку с соблазнительной девицей. Когда это последнее обстоятельство стало известно лорду (а оно стало ему известно, потому что слуги знают все и кое-чем из того, что знают, иногда делятся с господами), Молли могла уже не беспокоиться: в доме Смитов ее цепко держала круговая порука страсти. Hо где страсть, там и ревность, а где ревность - там месть.

Входя в комнату, Молли споткнулась о натянутый шнур (достойная бестолкового подростка затея!), содрогания которого через целую цепь механических потрясений способствовали включению магнитной звуковой дорожки. Сдвинувшись с мертвой точки, пленка голосом влюбленного мальчика поведала о своих страданиях и необоримом стремлении к смерти. "Посмотри в окно, любовь моя!" - таким призывом завершался этот мрачный текст. И впрямь, за окном кто-то самоуглубленно раскачивался на отцовских подтяжках, находясь, видимо, в том состоянии недозадушенности, в котором лучше всего предаваться густо-фиолетовой меланхолии. Повернувшись в очередной раз лицом к окну, несостоявшийся висельник послал Молли воздушный поцелуй в промежутке между двумя порциями рвоты.