Это мой дом (Дорога в жизнь - 2)   ::   Вигдорова Фрида Абрамовна

Лицо скуластое, но очень красивое, яркое: черные брови стрелами, глаза чистые, серые; крупный, красивого рисунка рот; темные кудрявые волосы не закрывают лба. Но лоб хмурый, угрюмое выражение, неприветливый взгляд.

- Тебя как звать?

- Василий Коломыта.

- А меня Мефодий Шупик, - говорит второй парнишка, должно быть, ровесник Василия. - Я своей охотой шел...

- Все своей охотой, - обрывает Коломыта, давая понять, что дорогой он наболтал лишнего и теперь жалеет об этом.

У Шупика вид тоже насупленный, веки опухли и волосы торчат космами. Он упрямо повторяет:

- Я своей охотой. Меня послал красный командир. "Иди, говорит, в детдом", - и замолкает так же неожиданно, как заговорил.

Галя угощает, я расспрашиваю. А ребята скованны. Только младший мальчик, тот, что из одного села с Коломытой, ест не смущаясь и весело посматривает вокруг, хотя, как остальные, помалкивает. Он очень худой, малорослый и похож на девочку: тонкие подвижные брови, вздернутый нос, мелкие черты лица; мелкие ровные зубы неутомимо кусают горбушку. Остальные ребята даже едят осторожно, неуверенно.

- И отшагали сколько, и намерзлись, а клюете, как воробьи, - не выдерживает Митя.

- А вот сейчас станет повеселее, - говорю я и открываю шкаф. - Про сладкое-то мы и забыли.

Высыпаю на стол пригоршню леденцов, которые зовутся "прозрачные", - и вдруг вижу: на меня строго, в упор синими глазами смотрит Настя. И в тишине раздается тоненький, строгий голос:

- Вы, мабуть, из кулацкой семьи?

Ошеломленный, я не сразу нахожу слова.

- Как так? Почему ты думаешь?

- У вас дуже большая жменя.

Лира запрокидывает голову и хохочет. Смеются и остальные. Лед сломан: ничто не соединяет людей лучше, чем смех. А Настя вот-вот заплачет - уже и нос у нее покраснел, и губы стали тонкие, как ниточки.

- Нет, нет, Настя, - спешит Галя на выручку, - не из кулацкой! Просто рука такая большая выросла. Да ведь и сам Семен Афанасьевич разве маленький? Ну, кто тут больше его?

- А мускулы? - гордо говорит Лира, окидывая меня хозяйским глазом. Знаешь, какие у Семен Афанасьича мускулы? Железо!

- И у Васьки мускулы! - вступается односельчанин Коломыты, зовут его Ваня Горошко.

Коломыта сгибает руку. Под рубашкой вздуваются мышцы. Лицо его по-прежнему непроницаемо, но взгляд отчетливо говорит: "Тоже не лыком шиты!"

Повариха Марья Федоровна принесла чайник. Галя разлила кипяток по кружкам, и в дело пошли леденцы.

Ваня Горошко раскраснелся, пьет шумно, как белка, грызет леденец. Он один чувствует себя уже совсем как дома.

- Я возьму еще одну? - сказал он и, не дожидаясь ответа, взял леденец и сунул в карман. Потом откинулся на спинку стула. По всему было видно: жизнью он доволен.

Шупик во время чаепития еще раз сообщил, что в детский дом ему посоветовал пойти красный командир. Коломыта говорил мало и односложно. Настя после вопроса о моей жмене не произнесла больше ни слова, но глаза теперь опускала, только если с нею заговаривали, а то смотрела на все задумчиво, пытливо. Но под конец веки у нее отяжелели, голова склонилась на стол.

- Глядите, спит. Притомилась, - сказал Коломыта.

* * *

На другой день нам прислали еще ребят - сразу сорок. Их привез утром на двух грузовиках инспектор роно Кляп. Подойдя к машине, я откинул борт:

- Прыгайте!

Но, неразличимые в утренней зимней мгле, они продолжали сидеть на низких скамейках.

- Ну что же вы? Замерзли?

Я ухватил под мышки закутанную фигуру, сидевшую с краю, - это оказался мальчишка лет двенадцати. За ним кряхтя полез еще паренек. Крошечный мальчик, чуть побольше нашей Насти, протянул руки подоспевшему Королю. Митя снял его, вскочил в машину и уже оттуда командовал:

- Эй, Лира, принимай сундук! Не бойся, не бойся, - усовещивал он кого-то из приехавших, - цело будет твое имущество.