Красное небо   ::   Козлов Вильям Федорович

И маленький Святополк лежит в своем розовом гробу на столе, накрытом пахнущей нафталином скатертью с длинными кистями… Нет ни бога, ни дьявола, ни ведьм — все это предрассудки, как говорила учительница. Тогда почему Гоголь написал про всю эту чертовщину? И так написал, что панночка и Вий стоят перед глазами как живые! И эти черти, упыри, вурдалаки, что порхают под сводами купола церкви?..

Наконец Ратмир, пересилив себя, встал с койки и, вытянув вперед руки, пошел к двери в коридор. На дверь в другую комнату он не смотрел, голова его втянулась в плечи, будто он ожидал удара сзади. В коридоре было еще темнее, чем на кухне. Нащупав засов, отодвинул его, затем отбросил толстый крючок и, передернувшись от противного озноба, выскочил на крыльцо. Здесь он почувствовал себя немного увереннее.

Прямо перед ним негромко шумели огромные деревья. Небо звездное, однако нельзя сказать, что ночь светлая. Не видно луны. В растопыренных ветвях какое-то странное шевеление, будто там прячутся крылатые мерзкие твари с дьявольским обличьем, они ждут команды Вия, чтобы всей стаей кинуться на него, Ратмира… И снова он почувствовал, как по спине пробежал холодок… Нужно было повернуться, войти в коридор и закрыть дверь, но он стоял и смотрел в парк. Ни одно окно в соседнем доме не светилось. Темное небо с неяркими звездами прорезала зловещая вспышка, немного позже послышался тяжелый гул. Он не сразу сообразил, что к железнодорожному мосту через речку приближается поезд. Гул все громче, и вот меж деревьев раз, другой полыхнули искры.

Ночь была прохладная, на руках и груди высыпали мурашки, а он все стоял и вглядывался в парк, будто и впрямь ожидал увидеть меж толстых стволов самого Вия.

В мокрой от росы траве зловеще блеснули зеленые глаза, в следующий миг раздался отвратительный визг, шипение, какой-то скрежет. Две стремительные серые тени мелькнули у самого крыльца и пропали. Но он уже сообразил, что это кошки. И оттого, что он увидел их, ему немного стало легче.

Страшно не то, что мы видим, а то, чего не видим, что рисует наше воображение.

Будто и не поблескивала на кустах холодная роса. И далекие звезды в высоком небе казались синими льдинками. Ратмир присел на перила, узкая спина его в желтой майке прижалась к прохладным крашеным доскам. Его бил озноб. Домой он не пойдет, будет здесь дожидаться родителей.

Должны они когда-нибудь вернуться?..

— Сынок, ты же как сосулька! — будто сквозь вату, услышал он встревоженный голос матери.

— Труса празднуешь, Алеша Попович? — покачал головой отец. — Не ожидал я от тебя такого!

Странно, что отец назвал его Алешей Поповичем. Обычно называет ратоборцем. Дело в том, что отец очень увлекается русской историей, собирает редкие старинные книги, даже сам пишет статьи в местную газету об истории города, в котором они живут. Эта тяга к русской старине отразилась и в том, что он своих детей нарекает редкими именами: Ратмир, Святополк, а родилась бы девочка — он назвал бы ее Олимпиадой. Прожив тринадцать лет в городе, Ратмир так и не встретил своего тезку. Да и не слышал, чтобы жил в Задвинске второй мальчик по имени Святополк.

— Я думала, ты давно спишь, — виновато заметила мать. — И решила у Поли дождаться отца… Ты давно тут сидишь?

— А-а, ерунда, я простуды не боюсь, — с трудом ворочая онемевшей шеей, хрипло сказал Ратмир.

— Какой ты Алеша Попович! — с нотками сожаления в голосе заметил отец. — Ты — язычник, идолопоклонник. Ты боишься грома и молнии, черных кошек и мышей…

— Не боюсь я кошек, — пробормотал Ратмир.

Утром он жестоко презирал себя. Даже похороны брата не отвлекли его от нестерпимой мысли, что он трус. До сих пор он не замечал за собой этого ужасного порока.

С рассветом все его страхи рассеялись, вместо них пришел мучительный стыд.