Мэриел из Рэдволла   ::   Джейкс Брайан

Веревка обмоталась вокруг ненадежного плота, угрожая задушить мышку, — та отчаянно пыталась перегрызть жесткую пеньку. Соленая вода попала ей в рот, и она закашлялась, едва не захлебнувшись. Вдруг развевающийся конец веревки ударил мышку промеж глаз. Обезумев от боли, она выпустила доску — волны тут же отнесли ее прочь. Вцепившись обеими лапами в веревку, обвившую шею, мышка слабо трепыхалась, как рыбка, попавшая на крючок.

Тут доска неожиданно налетела на нее, ударив по голове; сознание оставило мышку, и крошечная беспомощная фигурка исчезла в просторах ревущего моря. Небо было окутано темной пеленой туч; даже звезды и луна не видели, какова судьба мышки, жертвы жестокой прихоти Габула.



2



Неподалеку от северной стены аббатства возводилась новая колокольня.

Юный Дандин, забравшись на леса, окружавшие недостроенную башню, что есть мочи колотил в полое буковое бревно.

Дандин был крепкого телосложения, но ему с трудом удавалось устоять перед бешеными порывами ветра. Вокруг, насколько хватало глаз, бескрайний Лес Цветущих Мхов шумел и стонал, словно разбушевавшийся зеленый океан.

— Дандин, сейчас же спускайся! Или тебе жить надоело?

Прикрыв глаза от ливня, молодой звонарь глянул вниз. Там, кутаясь в старый мешок из-под муки, стояла матушка Меллус, рэдволльская барсучиха; она сердито топнула лапой:

— Ты что, оглох? Кому говорю, живо вниз!

— Сейчас, сейчас! — прокричал Дандин.

И не раздумывая прыгнул вниз. У самой земли он повис, качаясь на толстой веревке из виноградной лозы, обвязанной вокруг пояса, и потер нос мокрой лапой.

— Вот и я. Мигом спустился, да?

Тут он получил увесистую оплеуху, и две здоровенные лапы освободили его от веревки. Схватив мышонка в охапку, матушка Меллус поспешила укрыться в доме, по пути без умолку распекая Дандина; он тоже не отставал и верещал во весь голос:

— Отпусти меня! Что я, сосунок, что ли? Я сам умею ходить.

— Ясное дело, не сосунок. Просто шалопай. Ишь что удумал — прыгать с такой высоты!

— Да что я такого сделал? Эка невидаль, прыгнул — я же был привязан. Отпусти меня! Я вполне могу передвигаться на собственных лапах.

— Я тебя отпущу, балбес! Дождешься ты у меня: так тебе шкуру отделаю, что долго не сможешь сесть — аж до самой ягодной поры. Если только еще раз увижу, что ты опять принялся за свои прыжки, — пеняй на себя. А если бы веревка оборвалась, что тогда? Нам и могилу не пришлось бы рыть. Прошиб бы землю своей глупой башкой и обнялся бы с корнями дуба. Нет, нынешняя молодежь точно с ума посходила, уж я не знаю, что с вами и делать.

Так, ворча и препираясь, мышонок и старая барсучиха пересекли двор аббатства. Матушка Меллус захлопнула за собой тяжелую дверь, предоставив буре неистовствовать на улице.

В Большом Зале во главе трапезного стола восседал аббат Бернар, по левую лапу от него сидел брат Симеон, по правую — Кротоначальник. Тускло мерцали светильники, освещая стол, скромно убранный, но ломящийся от яств; кроты сидели здесь бок о бок с мышами, ежи вместе с выдрами и белками. Детворе позволялось ужинать вместе со взрослыми; в обители воспитывалось много сирот, которых матушка Меллус подбирала в окрестных лесах: мышата, ежата, бельчата, два выдренка — близнецы, приведенные в аббатство самими родителями. Все эти малыши, которых в обители называли Диббуны, сидели за столом рядом со старшими, добрыми братьями и сестрами аббатства Рэдволл, неустанно пекущимися о них.

Рэдволльские трапезы славились на всю Страну Цветущих Мхов. В аббатстве выращивали всевозможные плоды, и никто не мог сравниться со здешними поварами.

Кротоначальник, набив рот малиновым кремом, довольно урчал, изъясняясь на грубоватом кротовом наречии:

— Урр, ну и вкуснотища этот малиновый пудинг.