Дела забытые   ::   Никольская Наталья

Выскочив из машины, я понеслась на третий этаж, перемахивая через две ступеньки.

– Куда без халата? – перегородила мне дорогу пожилая полная санитарка.

– Я жена тяжелораненого старшего следователя УВД Овсянникова, – крикнула я ей, размахивая руками. – Попробуйте только меня не пустить!

– Никого не пускаем к нему, – она была непреклонна. – Нельзя, доктор запретил.

– Полина! – мне навстречу уже спешил Миша Соколов. – Пропустите, она со мной посидит в коридоре, – обратился он к санитарке.

Та пожала широкими плечами и отошла.

– Ну говори, что? – вцепилась я в Мишин рукав.

– Операцию сделали два часа назад, – прошептал он мне. – Удачно, говорят. Но к нему нельзя. Он без сознания. В реанимации лежит. К аппарату искусственного дыхания подключен.

– А что случилось-то, Миша? Как его ранили? На каком-нибудь задании, да?

– Да в том-то и дело, что нет! Не поймешь ничего! Он сегодня в отделении оставался, а мы все по городу мотались. Операция «Наркобарон». По притонам всяким ездили, наркотики искали, короче. Ну, и как ребята говорят, домой он собрался уходить… Пораньше. Хотел с какими-то материалами дома поработать. Вышел, все нормально… А потом нашли его… за три квартала от отделения… Огнестрельное ранение в грудь. Вот так… Сразу в больницу отправили, начальник меня тоже туда послал, я подъехал… Но меня к Жоре так и не пустили. Операцию, сказали, делать будут срочную. Я тебе звонить… Начальник сказал, позвони обязательно. Еле-еле уж домой дозвонился.

– Господи, Миша, но почему? Кто в него стрелял? Что могло случиться?

– Сам не знаю, – пожал плечами Миша и вытер пот со лба, хотя в коридоре было прохладно. – Кошмар какой-то!

«Действительно, кошмар!» – подумала и я спросила:

– А что врачи говорят?

– Да ни хрена они не говорят! – разозлился Миша. – «Ничего определенного сказать не можем, сделаем все возможное…» Ну, как обычно. Ждать, короче, надо.

– А когда он в сознание придет?

– Да кто ж его знает! Врачи говорят, что он может пробыть в коме неопределенное время…

– Ох! – вздохнув, покачала я головой. – Недаром я весь день как на иголках… Вот и случилось…

– Успокойся, Полина… – Миша неловко взял меня за локоть. – Все будет хорошо, верить надо в лучшее. Пойдем-ка покурим.

Я поднялась, и мы спустились в вестибюль. Курить здесь, конечно, тоже было запрещено. Пришлось выходить на улицу.

Руки мерзли, обдуваемые холодным ветром. Я подняла воротник куртки.

– Миша, подумай, кто мог желать Жоре зла? – задумчиво спросила я.

– Я думаю, Полина, все время об этом думаю. Ты не волнуйся, мы его найдем! Обязательно найдем. Это я тебе твердо обещаю!

– Не сомневаюсь, – ответила я. – Потому что я со своей стороны тоже сделаю все возможное…

– Что? – Миша удивленно поднял на меня глаза. – Ты-то здесь при чем?

– Я найду того, кто стрелял в Жору, – твердо повторила я и прямо посмотрела ему в глаза. – Такого я ему не прощу!

– Полина, – успокаивающе гладя меня по закоченевшей руке, сказал Миша. – Ты успокойся… Успокойся и рассуждай трезво. Я понимаю, что у тебя внутри все кипит. Но, поверь, будет лучше, если ты не станешь соваться в это дело. Мы все сделаем сами. В конце концов, это наша работа. Ну? Договорились?

– Нет, – решительно ответила я. – Так не пойдет! Даже не уговаривай меня!

– Но, Полина…

– Даже слышать ничего не хочу! – я зажала руками замерзшие уши.

Миша постоял немного с открытым ртом, подумал-подумал и закрыл его. И махнул рукой.

– Я еще поговорю об этом с Димычем, – вяло сказал он.

Врет. Не будет он ничего говорить Димычу, начальнику своему, седовласому громкоголосому полковнику Вадиму Дмитриевичу. Тому сейчас не до всяких глупостей, поэтому он просто пошлет Соколова подальше.