Скверное начало   ::   Сникет Лемони

Вайолет в последний раз оглядела заставленную кроватями комнату, и, хотя здесь было неуютно, ей вдруг страшно не захотелось уезжать.

— А что, надо ехать прямо сейчас? — спросила она.

Мистер По открыл было рот, но тут же закашлялся и ответил не сразу.

— Да, прямо сейчас. Я завезу вас к Графу Олафу по дороге в банк, так что едем как можно скорее. Вставайте, пожалуйста, и одевайтесь, — добавил он бодро (в данном случае «бодро» означало «торопя бодлеровских детей поскорее покинуть его дом»).

И дети покинули дом. Машина мистера По загрохотала по булыжной мостовой в сторону района, где жил Граф Олаф. Они проехали по аллее Уныния мимо экипажей, запряженных лошадьми. Мимо мотоциклистов. Мимо фонтана Каприз, искусно высеченного из камня сооружения, время от времени выплевывавшего воду, в которой плескались малыши. Они проехали мимо огромной груды земли, где раньше был Королевский парк. И вот уже мистер По свернул в узкий проулок, по обеим сторонам которого стояли домики из светлого кирпича, и остановился где-то на середине.

— Вот мы и тут, — сказал мистер По деланно веселым тоном. — Это ваш новый дом.

Дети выглянули наружу и увидели самый очаровательный домик в этом квартале. Кирпичи были отчищены, через широкие распахнутые окна виднелись разные ухоженные растения. В дверях, держась за сверкающую медную ручку, стояла пожилая женщина и улыбалась детям. В свободной руке она держала цветочный горшок.

— Здравствуйте! — крикнула она. — Наверное, вы те дети, которых усыновил Граф Олаф?

Вайолет открыла дверцу машины и вышла наружу, чтобы пожать протянутую ей руку. Рука у женщины была теплая, пожатие крепкое, и девочке впервые за долгое время подумалось, что в ее жизни и в жизни брата и сестры все еще может обернуться не так уж плохо.

— Да, — ответила она. — Мы те самые дети. Я — Вайолет Бодлер, это мой брат Клаус и сестра Солнышко. А это мистер По, он занимается нашими делами с тех пор, как погибли наши родители.

— Да, я слыхала про несчастье. А я — госпожа юстиция Штраус.

— Какое странное имя, — заметил Клаус.

— Это не имя, а звание. Я — судья в городском суде.

— Потрясающе, — сказала Вайолет. — И вы замужем за Графом Олафом?

— Вот еще! — воскликнула судья Штраус. — Да я и знаю-то его мало. Просто он живет в соседнем доме.

Дети перевели взгляд с сияющего чистотой дома судьи Штраус на соседний: покрытые копотью и грязью кирпичи, два маленьких окошка, да и те завешены шторами, несмотря на славный день. Над крышей вздымалась потемневшая башня, слегка покосившаяся влево. Входную дверь требовалось покрасить заново. Посредине же двери было вырезано изображение глаза. Все сооружение осело на одну сторону, словно кривой зуб.

— У-у-у! — произнесла Солнышко, и все поняли, что она имела в виду: «Какой гадкий дом! Не хочу я тут жить!»

— Что ж, приятно было познакомиться, — сказала Вайолет.

— Мне тоже. — Судья Штраус кивком показала на цветочный горшок. — Может, когда-нибудь зайдете и поможете мне с цветами?

— С удовольствием, — печально отозвалась Вайолет. Конечно, приятно помочь судье Штраус с цветами, но поневоле приходит в голову, что еще гораздо приятнее было бы жить в доме у нее, а не у Графа Олафа. Каким же надо быть человеком, подумала Вайолет, чтобы вырезать изображение глаза у входа в дом?

Мистер По приподнял шляпу, когда судья Штраус, улыбнувшись детям, исчезла в дверях своего прелестного дома. Клаус шагнул вперед и постучал костяшками пальцев прямо в середину глаза. Через мгновение дверь со скрипом отворилась, и дети увидели перед собой Графа Олафа.

— Привет, привет, — прохрипел Граф Олаф. Он был очень высокий и очень худой, в сером грязном костюме. На небритом лице вместо двух бровей проходила одна длинная бровь.