Стриженый черт   ::   Яковлев Юрий

Мы вошли. Старик сидел за столом и чтото записывал в толстую книгу. В уголке рта у него торчала давно погасшая папироска.

- Что у вас? - сухо спросил он, не поднимая головы и продолжая писать.

Мы молча переглянулись. Он бросил писать.

- У вас язык отнялся?

Старик уставился на пограничника, потом на меня и остановил взгляд на собаке. Он сосал погасшую папироску и долго рассматривал собаку, словно рассчитывал узнать от нее больше, чем от нас.

Пограничник понял, что больше молчать нельзя, он сказал:

- Я с заставы... Прислали усыпить собаку. Но вот тут нашелся парень, он легонько подтолкнул меня вперед. - Он хочет взять ее.

Но мне нужен документ.

Ветеринар резко повернулся ко мне и спросил:

- Ему собаку?

- Ему, - подтвердил пограничник.

- Не справится, - буркнул старик.

Я понял, что сейчас все пропадет, и в отчаянии крикнул:

- Справится!

Старик впился в меня маленькими слюдянистыми глазами и резко спросил:

- Что будешь делать с собакой?

Я растерялся и ответил невпопад:

- Буду ее кормить...

- Этого собаке мало... для жизни!

Я почувствовал, как покрываюсь испариной. Старик держал меня под прицелом. Он испытывал меня, и от того, выдержу я экзамен или нет, зависела жизнь старой верной собаки. Я ничего не успел подумать, я думал только о том, как спасти ее.

- Огород сторожить надо? - спросил меня ветеринар.

- Нет у нас никакого огорода. У нас есть сарай. Я не дам ее в обиду. Я... Я...

- Не кипятись, - остановил меня старик. - Спокойно. Собака будет жить. У меня уже есть три собаки... брошенные. Будет четыре.

Мы - люди.

- Мы люди, - повторил я за стариком, - у меня мама добрая. Она разрешит.

- Ладно, - сказал старик.

Собака посмотрела на своего хозяина, как будто он, а не сухой желтолицый старик с кадыком решал ее судьбу. Она тихо взвизгнула то ли от радости, то ли от нетерпения, то ли случайно.

Я посмотрел на старого ветеринара и тихо сказал:

- Спасибо.

- За такие вещи не благодарят! - прикрикнул он. - И вообще, если человек не чурбан, не значит, что за это его следует благодарить.

Если человек не чурбан! А кто же? Стриженый черт? Я покосился на стеклянную дверку белого медицинского шкафа. И увидел себя обыкновенного, такого, как всегда, только мои глаза с красными прожилками воинственно поблескивали, а отросший черный ежик сердито топорщился на голове.

Светило окрепшее солнце. За окном шумело море. Рядом пахло собачьей шерстью. Я вдыхал этот запах, как запах жизни. А старик все не выпускал изо рта погасшую папироску.

Этот день всегда рядом со мной, хотя множество дней моей жизни затерялись вдали, остались где-то за горизонтом.