Дело с двойным дном (пер. В.Селиванова)   ::   Chmielewska Irena-barbara-ioanna

Скорая помощь или полиция?

Решилась вызвать полицию, надо же быть последовательной: коль скоро я оставляю в их распоряжение отпечатки своих пальцев, чтобы не усложнять и без того их сложную расследовательскую работу, не стану вызывать бригаду скорой помощи, чтобы она затоптала все следы. Скажу, чтобы на всякий случай полиция прихватила с собой врача. Какой он у них ни на есть, живого человека ведь не добьет?!

Осторожненько двумя пальцами сняв телефонную трубку, я набрала номер полиции и сообщила о своей находке. Описала представшее передо мной зрелище и отказалась сообщить свою фамилию, злым голосом пообещав, что сама свяжусь с ними в удобное для меня время. Нет, пока не знаю, когда это время наступит, и вообще не уверена, что им будет какая-то польза от общения со мной. Как хорошо, что по телефону человеку не могут сделать ничего плохого!

Положив трубку, я покинула эту бойню, оставив дверь приоткрытой точно так же, как и застала ее…

* * *



Тетку я возненавидела еще в раннем детстве.

Собственно, она была не моей теткой, а двоюродной бабкой, младшей сестрой моей родной бабушки. После гибели моих родителей в автокатастрофе мы жили с бабушкой, но когда мне было три годика, бабушка серьезно заболела и поручила опеку надо мной своей младшей сестре, бездетной вдове. Вскоре моя бабушка умерла, и я осталась в полном распоряжении двоюродной бабки, которая с самого начала велела называть себя теткой. Другой родни у меня не было.

Тетку я возненавидела с самого начала, инстинктивно, еще не сознавая причины ненависти. Я была слишком мала, чтобы понять, как сильно она меня не любит, но боялась ее смертельно. Ее холодный взгляд, крепко сжатые губы, злое выражение лица ассоциировались у меня с самыми страшными персонажами детских сказок – с Бабой Ягой, ведьмой, злой колдуньей. Исключалась лишь злая фея, ибо феи, и добрые, и злые, должны быть молодыми, а тетка всегда была старой.

Одной из причин ненависти стало молоко. Твердо и последовательно тетка кормила меня молочными супчиками, молочными кашками, молочными лапшичками, а меня начинало мутить от одного запаха кипящего молока. В конце концов я исхудала так, что пришлось вмешаться врачу, соседу по дому.

Похоже, он спас мне жизнь. Тетке пришлось немного сдержать свое молочное издевательство, и она принялась изобретать для меня еду поотвратительнее.

Например, рыбий жир. Как ни странно, оказалось, что рыбий жир мне нравится, поэтому она поспешила его отставить и переключилась на вареную редисочку. Вонь от вареной редисочки переполняла весь дом, но все равно она была не такой противной, как вонь от кипящего молока. Став постарше и немного поумнев, я научилась притворяться. Делала вид, что какая-то еда мне жутко не нравится, и меня сразу же начинали кормить именно этой едой. Благодаря такому нехитрому приему я получала вдоволь капусты, которую любила во всех видах.

Одежду я носила переделанную из старых теткиных одежек, и каким же кошмаром были эти переделки! Очень долго я не отдавала себе отчета в том, как выгляжу, а когда пошла в школу, как раз наступила мода на всякую несуразную одежду, благодаря чему во мне не развились комплексы неполноценности из-за собственного внешнего вида.

Как теперь понимаю, у меня была не жизнь, а сущий ад. Мне запрещалось абсолютно все. Я не могла играть с детьми, дружить с подружками, ходить в кино, смотреть телевизор. Да что там телевизор! Мне запрещалось смотреть в окно, читать книги, иметь собственные игрушки и мелкие пустячки, столь милые сердцу каждой девочки. Волосы я обязана была заплетать только в две косички, и все! За нашим домом в скверике была детская площадка: качели, песочница, брусья, горка. В чудесные летние дни она была заполнена радостно играющими детьми. Я слышала их звонкие голоса и веселый смех. На все мои просьбы разрешить мне поиграть там слышала в ответ короткое безжалостное «Нет!».