Александр Крон и его герои (Вступительная статья)   ::   Тевекелян Д

Крона привлекает эта неоднозначность, неординарность, он уверен - и утверждает это своим творчеством, - что чем крупнее личность, тем противоречивее складывается о ней представление у окружающих: ведь талантливый человек независим в своих суждениях, ему претит все догматическое, стандартное, банальное, он стремится сам проникнуть в суть интересующей его проблемы, не прибегая к расхожему мнению, отметая готовое решение.

Даже в воспоминаниях "О сверстниках" (Э.Казакевич, О.Берггольц, А.Твардовский), о Всеволоде Иванове, об актере М.Астангове, режиссере Ф.Каверине и других, где речь идет о реально существовавших людях, подход к герою не меняется. Автор педантично точен в воспроизведении подробностей жизни, поведения своих невыдуманных героев, но, помимо воли, стремясь передать масштаб личности, ее потенциал, укрупняет в характере реально существовавшего человека те его качества, особенности, на которых строится понимание именно этого характера. В своих воспоминаниях Крон каждый раз пишет неупрощенный характер, подчеркивает сложность и многооттеночность связей каждого из своих героев с окружающим миром и превыше всего ценит последовательную преданность своему делу, осознанную нравственную цель деятельности. Он убежден: "...известны случаи, когда ситуация или мода возносили на вершины славы людей второстепенных, но не было случая, чтоб удавалось подделать нравственный авторитет" ("О Всеволоде Иванове"). И добивается понимания читателя, которого вовсе не шокируют такие, к примеру, строки об О.Берггольц: "Мне память сохранила Ольгу всякой... В этих разговорах Ольга представала в самых разных обличьях, то трогательно-нежной, то до грубости резкой, радостно-доверчивой и угрюмо-замкнутой, расточительно-щедрой и неожиданно скуповатой, по-комсомольски простой в обращении и высокомерно-отчужденной..."

Или, поделившись с читателем своими первыми впечатлениями о Всеволоде Иванове ("...он казался старше своих лет, а при этом проглядывало в нем что-то совсем младенческое, было в его лице нечто жестокое - и кроткое, чопорное - и простодушное, трезвое - и мечтательное; с одного боку половецкий хан, с другого - скандинавский пастор, - все это никак не совмещалось"), Крон подробно рассказывает об Иванове, и мы, вполне проникшись пониманием незаурядности Иванова - писателя и человека, вместе с автором приходим к выводу: "Иванов был настолько крупен, что все вмещал. В его просторном теле и емкой душе было место для всего, он был прост и сложен, в нем отлично умещались трезвый реалист и необузданный фантаст, замкнутость и общительность, величайшая скромность и Люциферова гордыня... В его характере как бы слились черты двух ставших классическими образов "Бронепоезда" - добрая мужицкая сила партизана Вершинина и острый проницательный взгляд образованного революционера".

На этом же принципе подхода к герою строятся характеры в пьесах и романах. В романе "Бессонница" женщина, только что потерявшая мужа, говорит о нем: "Паша был единственным человеком, которого я по-настоящему любила. Любила со всем, что в нем было намешано, с его талантом, властолюбием, скромностью, жестокостью, щедростью, простодушием, цинизмом... Господи, чего только в нем не было!" И мы соглашаемся с этой характеристикой, что не мешает нам полюбить Успенского, сострадать ему.

Крон не упрощает своих героев - реально существовавших и выдуманных, не нивелирует их качеств в угоду привычке или моде, в их сложной противоречивости писателю видится сложность и противоречивость самой жизни, личность в его творчестве не обеднена приблизительностью, писатель стремится добраться до глубинной связи человека с тем временем, в котором он живет.