Антикопирайт   ::   Вербицкий Миша

Из «интеллектуалов», на поприще борьбы за интеллектуальную собственность отличился один Бульвер—Литтон, прославившийся тем, что породил выражение «бульварная литература» (этимологически, она «бульварная» не в честь бульваров, а в честь этого самого борца и оккультиста).

Во Франции, напротив, единственной интенцией копирайта была эмансипация автора интеллектуального продукта от возможной эксплуатации театральными воротилами и издателями. Французский подход к копирайту гораздо более идеалистичен, а значит более абсолютен; соответственно, во Франции XVIII—XIX веков копирайтами занимались не адвокаты, а самая что ни на есть пафосная «интеллектуальная элита». Бернская Конвенция была продуктом копирайтного абсолютизма французских статусных интеллектуалов.



Ситуационизм

1952—1968

Спектакль — это не совокупность образов; нет, Спектакль это общественные отношения, обусловленные образами.



Ги—Эрнст Дебор, «Общество Спектакля».



Марксизм интерпретировал собственность как основу властных отношений; борьба левых идеологий с частной собственностью была в первую очередь борьбой против Власти. Прудону принадлежит известное высказывание «собственность это кража»; по другому случаю, Прудон сказал «собственность это свобода». С точки зрения анархиста, собственность есть зло постольку, поскольку она позволяет власти угнетать индивида; и добро постольку, поскольку она позволяет индивиду сопротивляться угнетению.

Копирайтное законодательство было предложено и разработано людьми достаточно левых взглядов; его содержанием была защита индивида (автора) от власти денег. В рамках традиционных (марксистских и анархо—синдикалистских) левых идеологем, копирайт был явлением сугубо позитивным. Разумеется, в рамках идеологем охранительных копирайт был не менее хорош (европейские правые, за редчайшими исключениями, всегда выступают в защиту собственности). Движение против копирайта невозможно в рамках традиционной правой и традиционной левой; именно поэтому антикопирайтные тенденции не были озвучены впоть до начала 1950—х.

В известной фразе «Марксизм всесилен, потому что он верен» (или наоборот) содержится достаточно глубокая мысль. Марксизм — гораздо больше, чем философия; марксизм это комплекс идеологии, этики, эстетики, эсхатологии и эпистемиологии, призванный (в комплексности) объяснять все вообще и давать ответ на все вопросы. Мышление марксизма тотально; марксизм позиционирует себя в качестве непримиримой оппозиции существующему порядку вещей и тотальности установившейся понятийной системы. Подобным образом позиционировало себя христианство; но за два тысячелетия, предшествовавших марксизму, других тотальных анти—системных философий не было создано.

Значение ситуационизма не в его анти—системности; анти—системных философий вагон. Ситуационизм был первым (после марксизма) и единственным учением, интегрировавшим набор анти—системных учений в тотальную парадигму, все объяснявшую и дававшую ответ на все вопросы. Ситуационизм был тотален; тотальнее Фрейда, Дарвина и Эйнштейна. Охват ситуационизма был даже шире, чем у марксизма — ситуационисты были в первую очередь художниками, и базировали свои философские заключения на практике актуального искусства.

И основой, краеугольным камнем и фокусом ситуационистской философии был — антикопирайт .

Так вышло, что во французском статусном интеллектуальном эстаблишменте, вплоть до 1950—х, не слышали о Гегеле. Первые послевоенные десятилетия французская контр—культурная элита (от математического семинара Бурбаки и до пост—структуралистов) провела под знаком гегельянства. Прочтенный в гегелевской оптике, ранний Маркс приобрел черты совершенно новой, авангардной, сюрреальной тотальности.

Основой политического учения ситуационистов были работы раннего Маркса об отчуждении .