Две силы   ::   Солоневич Иван

– Это в Германии-то? – ещё раз удивился Еремей Павлович, – ну, этому-то я не поверю, очень уж аккуратный народ, эти немцы.

– Аккуратный. И резали поаккуратнее, чем у нас, вырезали три четверти населения, воевали друг с другом тридцать лет.

– Тоже, значит, образованные завелись? – спросил Потапыч.

Валерий Михайлович засмеялся.

– Дались вам эти образованные. А если у вас зуб заболит, вы всё- таки к доктору пойдёте?

– Пойду. Да только без образованных и зубы у людей не болят.

– Может быть, вы, Потапыч, затрагиваете очень старую философскую тему.

Потапыч посмотрел на Валерия Михайловича несколько смущённо и о философских темах предпочёл умолчать.

– И богословскую тоже. Когда-то в раю наши предки сорвали плод с древа познания добра и зла, вот с тех пор мы и толчёмся; изменить этого мы не можем. А вы знаете, – каким-то сухим, резким и неожиданно чужим голосом сказал Валерий Михайлович, – что у меня брат и отец расстреляны, и что моя жена уже восемь лет сидит в заключении заложницей за меня. Не знаете?

Потапыч круто повернулся всем своим массивным туловищем.

– Н-нет, н-не знал… Вот оно, какое дело! Ах ты, Господи! Вы уж, Валерий Михайлович, извините, если я с пьяных глаз что лишнее сказал! Жена? Восемь лет? Ах ты, Господи. А я ещё со своей Дунькой ругаюсь! Восемь лет! Боже ты мой!

Еремей Павлович оторвался от рюмки, в созерцание которой он был погружён, и как-то по особому пристально посмотрел на Валерия Михайловича.

– Сидит, как я полагаю, значит, в Нарынском изоляторе?

– Совершенно верно.

– Та-ак, – сказал Еремей Павлович. – Т-ак. Значит, что ежели взорвать этот изолятор, то и вашу жену вместе с ним?

– Совершенно верно, – голос у Валерия Михайловича был по-прежнему сухим, резким и каким то деревянным.

Мистер Паркер переводил глаза на всех своих собеседников.

– Нарынский изолятор – это и есть центральная атомная лаборатория?

– Совершенно верно.

– Можно у вас попросить папиросу?

– Пожалуйста.

Валерий Михайлович протянул мистеру Паркеру кожаный портсигар. Мистер Питер зажёг папиросу. Руки его слегка дрожали.

– Всё это издали кажется… очень далёким. Несколько нереальным..

– Всё это совершенно реально.

Еремей Павлович продолжал в упор смотреть на Валерия Михайловича.

– Так что, как я понимаю, придётся взорваться и Феде?

– Опасность есть. Но меньше, чем на вашей тигровой охоте.

– Нет, я не к тому, – Еремей Павлович вздохнул и сжал свой свободный от рюмки кулак.

– Ну, а всё-таки, попадутся они вот сюда! – Еремей Павлович поднял свой сжатый кулак, на кулаке сразу выступили желваки мускулов, – попадутся. Уж будут они пищать!

– Пищать-то, папаша, может, и некому будет.

– Ты это пока оставь. Ежели нужно, так нужно. Только вот, Валерий Михайлович, может быть, лучше заместо Федьки мне на это дело пойти?

– Нет, не выйдет, Еремей Павлович, не выйдет.

– Вам виднее. А только, если мне рисковать, так я уже всё равно своё отжил.

Мистер Паркер посмотрел на Еремея Павловича. Тот сидел почти у самой печки, ворот его рубахи был расстёгнут и рукава засучены. Из-под ворота и рукавов проступало такое нагромождение мускулов, какого мистер Паркер ещё в своей жизни не видал. На вид Еремею Павловичу было лет под сорок пять, но, насколько успел заметить мистер Паркер, его подвижность не на много отличалась от непоседливости двенадцатилетнего мальчишки. Сейчас, однако, лицо Еремея Павловича как будто сразу постарело.

– Я, конечно, понимаю, – продолжал Еремей Павлович. – Жена. Восемь лет в большевицком остроге. Это, может, хуже, чем смерть, умер человек и умер. Царствие ему Небесное. А тут и жив, и как будто не жив. И, опять же, жена, конечно… ежели любишь… Однако, и другую найти можно.