Красное самоубийство   ::   Николаев Владимир

Во всяком случае, тогда многие ребята стремились в военные училища, особенно в авиационные и военно-морские, конкурс туда был огромный, по несколько десятков человек на место!

Все, что творилось вокруг нас, постоянно напоминало каждому: «Помни о войне! Готовься к ней!» Скажем, строят метро, настоящее чудо по тем временам, а в газетах пишут статьи под названием «Метрополитен и оборона страны». Кстати, в войну наше столичное метро сгодилось и для этой цели. В его обширных недрах укрывались во время бомбежки москвичи, в нем же, глубоко под землей, находился главный штаб обороны Москвы, в котором заправлял сам Сталин.

Под шум о грядущей войне намечались контуры деления мира на два лагеря. В тридцатые годы после прихода Гитлера к власти в Германии, к нам зачастили высокопоставленные представители США, Франции, Англии, Чехословакии. Их принимали наши руководители, сам Сталин. В то время такие встречи воспринимались у нас как события чрезвычайные, ведь много лет подряд наша страна находилась почти в полной изоляции. Любопытно, что серию серьезных дипломатических контактов Запада с нами открыл… итальянский фашист Муссолини. Об этом теперь мало кто помнит. В 1933 году в Москве Сталин и Муссолини подписали итало-советский акт о дружбе, ненападении и нейтралитете. В конце того же 1933 года произошло и более важное событие: нас наконец-то признали Соединенные Штаты.

Вскоре послышались и первые раскаты грозы. Год, второй, третий читали мы сводки с фронтов Испании, где разгорелась гражданская война. В школе нам рассказывали об этой войне, в классах висели карты Испании. И. Эренбург и М. Кольцов писали оттуда о ее борьбе. Мы, разумеется, решительно выступали за республиканские силы против фашиствующего генерала Франко. Его активно поддерживали Гитлер и его армия, у нас об этом широко писали, умалчивая о том, что точно так же, как и немецкие летчики и танкисты, в Испании сражаются и наши военные, пытаясь спасти республику.

Зримо доносили до нас страшную быль о современной, невиданной ранее войне многочисленные снимки и кинокадры из Испании, рисующие ужас и последствия бомбежек. Это было наше первое, пока заочное, знакомство с воздушной войной. Казалось, уже одних таких фотосвидетельств более чем достаточно, чтобы люди прекратили играть в такие военные игры. Казалось бы… Даже ядерный гриб Хиросимы, похоже, мало подействовал на людей.

Увидели мы и вблизи Испанию с ее горем. Увидели детей оттуда. Они прибыли к нам, спасаясь от бомб. Смуглые, черноголовые, очень живые, растерявшиеся сначала от обрушившейся на них лавины заботы и ласки. У нас их полюбили сразу. Мы ездили к ним в гости в их пионерский лагерь, где они жили летом. Жили они очень хорошо, было у них все, кроме родительской ласки.

В нашей стране они все окончили школу, многие пошли в вузы. Начали работать. Казалось бы, живи себе… Но тот самый горький дым Отечества, который провожал их в тридцатые годы, стал со временем для них притягательным, как это ему и положено. Их потянуло на родину, хотя там райской доли им никто не обещал. И все же они бросали свою налаженную жизнь у нас и уезжали на родину.

Русские испанцы! Или испанские русские! Их доля типична для жестокого века. Для моего поколения они были первыми беженцами, спасавшимися от войны. Кто бы мог тогда подумать, что уже через несколько лет война разбросает по нашей стране и Европе уже не тысячи, а миллионы беженцев, которые окажутся в условиях более чем тяжелых, не то что испанские беженцы.

С Испанией мы не были соседями. А вот у наших дальневосточных границ постоянно тлел огонь войны, чадил и коптил небо, не давая забывать о себе. Мы много лет подряд ожидали, что наша война начнется именно на Дальнем Востоке! Поводов для таких опасений было более чем достаточно. Японцы вели себя весьма агрессивно, во всяком случае, так утверждала наша пропаганда.