Тайный советник вождя   ::   Успенский Владимир Дмитриевич

Ну и одно дело проверяющий генерал — представитель со свитой; куда он пробьётся, куда доберётся?! И другое — малозаметный подполковник с несколькими автоматчиками. Обычный вроде бы делегат связи (делегатами назывались тогда посланцы командования). Но у этого малозаметного посланца, то есть у меня, имелось в потайном кармане уникальное удостоверение, подписанное самим Сталиным и открывавшее на территории нашей страны доступ всюду и ко всему. Этим документом я не злоупотреблял, пользовался в самых крайних случаях.

То, что увидел, оказавшись в первых числах августа в южных степях, произвело гнетущее впечатление. На большом пространстве юго-западнее Киева от Винницы, от Казатина и до Первомайска, почти до Николаева фронта практически не было. Под палящим солнцем отходили осколки разбитых соединений, зачастую никем не управляемые, брели группы красноармейцев и бойцы-одиночки. Тяжёлого оружия — танков, артиллерии — я почти не видел, все это, наверно, бросили, потеряли при поспешном отступлении. Над дорогами, заполненными войсками, обозами, беженцами, гуртами скота безнаказанно резвились немецкие самолёты, сея смерть, ужас, панику. Никто не хоронил вздувшиеся, разлагавшиеся трупы, некому было позаботиться о раненых.

В этой обстановке я со своими спутниками потерялся, как песчинка среди беснующихся волн. Мотало нас вместе с неизвестно куда отступавшими войсками, и ничего я не мог изменить, ничего не мог подробно узнать, ни о чем не мог доложить Иосифу Виссарионовичу. Какие уж тут доклады, сообщения, когда штаб ближайшей дивизии не разыщешь, его либо нет уже, либо он в движении, на переходе. Хаотичный вал отступления затянул меня в такие глубины, откуда мало кому посчастливилось выплыть.

Меня потеряли в Москве. Мне довелось увидеть и пережить то, что испытали на себе воины самого низшего, основополагающего звена. Это очень меня обогатило. Может быть, и мои советы Иосифу Виссарионовичу оказались потом более конкретными и, смею надеяться, весомыми и полезными.

Итак, увы: 6-я и 12-я армии задыхались в кольце севернее Гайсина, пробиться туда не было никакой возможности, радиосвязь отсутствовала. Бойцы и командиры, вырвавшиеся из окружения, ничего не знали о судьбе руководства. Лишь годы спустя стало известно, что члены военных советов этих армий Любавин и Груленко, о которых беспокоился Сталин, погибли, прорываясь из кольца. Когда кончились боеприпасы и не осталось ничего, кроме плена, два политработника обнялись и израсходовали на себя последние пули. Но об этом, повторяю, стало известно много позже. А тогда была полнейшая неясность — неразбериха во всем, в том числе, кстати, и в действиях немцев.

Опрокинув наш фронт, фашисты по всем представлениям должны были устремиться к Киеву, к важнейшему политическому и военно-стратегическому центру. Ведь на финишную прямую, на довольно короткую прямую, они вышли! И, к моему удивлению, не воспользовались этим. Их мощные подвижные соединения, достигшие Казатина и районов южнее его, не двинулись на северо-восток, на столицу Украины, не двинулись и на восток, ближайшим путём к Днепру, а совершенно неожиданно повернули на юг, к далёкому Чёрному морю. Особенно странно положение выглядело на карте. Стрелы вражеских соединений были нацелены на город Николаев, в устье Южного Буга, и на Херсон, в устье Днепра. В некоторых местах стрелы круто загибались почти на запад. Наверно, немецкие солдаты сами удивлялись, видя, что наступают вслед за солнцем — в сторону своего фатерлянда.

Сознательно ли пошло вражеское командование на такой странный манёвр? Думаю, и да, и нет.