Упрямый хутор   ::   Овечкин Валентин Владимирович

А Ульяна говорит: "Я вас, папаша, одного не оставлю. Вдруг что-нибудь с вами случится?" А Мишка говорит: "И с дедушкой, и с тобой может случиться, а меня возле вас не будет? Не пойду отсюдова!" Так и порешили - держаться кучкой, семейство небольшое. Было большое. Два сына - на фронте... А корову как не жалеть, товарищ лейтенант? Весна придет, тягла нет, чем пахать-сеять? На корову вся надёжа...

Огрубел, что ли, Дорохин за полтора года войны, притупились в нем инстинкты хлебороба - речи хозяйственного старика не вызывали у него сочувствия. Ему-то рано было думать о наступающей весне, о пахоте. Дошли только до Миуса... Вот здесь, на снегу, на этом самом месте, где обтесывал старик бревна, лежали три дня тому назад прикрытые плащ-палаткой его лучший командир взвода сержант Данильченко, с которым шел он от Сталинграда, и замполит Грибов...

- Бревна мы твои, дед, не тронем, не волнуйся. А вот этими стружками прикажи невестке нагреть воды. Да побольше. Нам бы хоть голову помыть, в бане давно не были... Хозяин! Должен бы знать солдатскую нужду!

- Извиняюсь, товарищ лейтенант! Это мы мигом сообразим. Баньку сообразим! Вон в том сарайчике поставим чугунок, натопим. Котел есть. Ульяна! Поди сюда! Слыхала, об чем речь? Шевелись, действуй! Через час доложи товарищу командиру об выполнении приказания!.. Воевал и я, товарищ лейтенант. Много времени прошло. Еще в японскую, в Маньчжурии. Отвык, конечно, в домашности, обабился... Разведчиком был!..

Утром, когда Дорохин, проведя ночь в окопах с наблюдателями, пришел в хату позавтракать, старик - звали его Харитоном Акимычем - предстал пред ним с георгиевской медалью, приколотой к замызганной стеганке.

- А-а... Сохранил?

- Сберег... Не для хвастовства прицепил - для виду, чтоб ваши ребята меня приметили. Проходу нет по хутору. Пароль, то се. Ночью часовые чуть не подстрелили. За шпиона переодетого принимают меня... А мне теперича придется по всяким делам ходить.

- Ночью нечего болтаться по хутору.

- Так днем-то вовсе нельзя - неприятель заметит движение... У нас ночью общее собрание было. В поле, вон под теми скирдами.

- Какое собрание?

- Колхозное. Правление выбирали.

- Колхозное? Где же он, ваш колхоз-то?

- Как - где? Вот здесь, в этом хуторе. Кроме полицаев, что сбежали, в каждом дворе есть живая душа. Не в хате, так в погребе.

Старшина Юрченко подтвердил.

- В каждом дворе, товарищ лейтенант. Не понять - передовая у нас или детские ясли? На том краю, где третий взвод разместили, у одной хозяйки семеро детей. Слепили горку из снега, катаются на салазках. Не обращают внимания, что хутор, как говорится, в пределах досягаемости ружейно-пулеметного огня. В бинокль оттуда же все видно как на ладони! Немец боеприпасами обеднял, экономит, а то бы!..

Старик продолжал рассказывать:

- Членами правления выбрали Дуньку Сорокину и Марфу Рубцову... А в председатели обротали, стало быть, меня.

- Тебя? Ты председатель?

- Начальство! За неимением гербовой... Есть еще один мужик на хуторе, грамотнее меня, молодой парень, инвалид. Ну, тот тракторист. Может, по специальности придется ему поработать.

- А тракторы есть у вас?

- Тракторов нету. Угнали куда-то, - старик махнул рукой, - еще при первом отступлении. Успеют ли к весне повернуть их сюда?..

- Как ваш колхоз назывался тут до войны?

- "Заря счастья". Так и оставили. Назад нам дороги нету, товарищ лейтенант. Как вспомнишь, что у нас было при надувальном хозяйстве...

- При каком хозяйстве?

- Дед, должно быть, хочет сказать: при индивидуальном хозяйстве, пояснил старшина.

- Вот то ж я и говорю - надувальное хозяйство. Кто кого слопает с потрохом. К этому нам возвращаться несподручно... Так что, можно сказать, по первому вопросу сомнений не было.