В прицеле свастика   ::   Каберов Игорь Александрович

На малой высоте идем до самого аэродрома. Земля просматривается, но на старте на всякий случай горят два костра, обозначающие место нашего приземления.

Ну как, ночные истребители, — вылезая из кабины, улыбается Багрянцев, — видели что — нибудь?

Конечно, видели, — отвечает Федоров.

А что конкретно?

— Острова, финский берег, — смущенно, как на экзамене, говорит Михаил. — А больше ничего. Даже огней нет.

— Верно, ни огонька, — в раздумье говорит Багрянцев. — Это худо, пожалуй. Ладно, так и доложим.

Слушая Багрянцева, я поглядываю на его орден Красного Знамени. Он получил этот орден в дни военного конфликта с Финляндией.

Михаил Иванович уходит докладывать начальству о результатах разведки. Между тем летчики и техники со всех сторон обступают нас и задают один и тот же вопрос: «Ну как?» Речь идет о новых, только что полученных самолетах, на которых мы летали, и, конечно же, о том, что нам удалось увидеть.

Но вот воздух прорезала зеленая ракета, и кто-то громогласно объявил:

Багрянцев, Федоров, Каберов — в воздух!

Внимательно осмотреть район главной базы — и снова туда, где были! — крикнул, подбегая к нам, Багрянцев. Через мгновение он был уже в кабине истребителя. Взревели моторы, и мы прямо со стоянки пошли на взлет.

Несколько минут — и под нами Кронштадт. Подковой лежат на заливе знаменитые кронштадтские форты. Правее, совсем рядом, в утренней дымке прорисовывается Ленинград — огромный город, изрезанный голубыми лентами рек и каналов. На внешнем рейде Кронштадта виден катер. Мы делаем два круга над базой и вновь уходим в сторону Выборга. Нигде никаких тревожных признаков. Обычное мирное солнце встает над Ленинградом. Лучи его золотят макушки деревьев, рассыпаются веселыми искрами в водах залива.

Когда мы приземлились, было уже совсем светло.С нам подошли командир эскадрильи майор Новиков и старший политрук Исакович. Их обступили летчики,техники, мотористы. Все хотят знать, почему объявлена боевая тревога. До кого-то дошли нелепые слухи о таинственной мине, якобы брошенной на Кронштадт. Новиков и Исакович утверждают, что ничего не знают об этом. Связисты натянули антенны, слушают радио, а кто-то прямо возле землянки завел патефон.

Неожиданно рев мощного мотора заглушил все остальные звуки. С противоположной стороны аэродрома разбежался и взлетел истребитель МИГ-3 из эскадрильи капитана Азевича. Он промчался над нашими головами и, словно метеор, ушел в синеву. Это лишь усилило общее чувство настороженности. Мысль, что случилось что-то серьезное, теперь не покидала никого. Кто-то позвонил оперативному дежурному, но не услышал в ответ на свой вопрос ничего определенного. Кто-то уверял, что через пять — десять минут будет отбой тревоги, что он якобы слышал это чуть ли не от самого командира полка. Но над стоянкой взлетела еще одна ракета — сигнал очередного вылета нашего ззена. Почти час мы кружили над Кронштадтом, но не обнаружили ни посторонних самолетов в воздухе, ни кораблей на заливе.

Возвращаемся. Зеленый ковер аэродрома снова ложится под колеса бегущего по земле истребителя. На стоянке почти не видно людей. «Видимо, объявлен отбой тревоги», — думаю я. Легко и радостно на душе. Сейчас же к Вале — и в город!..

Зарулили, выключили моторы. Багрянцев оказался немного впереди, а машина Федорова стоит рядом с моей.

— Ну как, Миша? — кричу я ему.

— Отлично! — вылезая из кабины, говорит он.

Да, сегодня здорово поработали. О таких полетах еще недавно мы могли только мечтать. Я обнимаю подбежавшего к самолету техника Дикова:

— Спасибо, Володя, за самолет.

— Товарищ командир! — прерывает меня Диков. — Товарищ командир, война!

— Как война? — Я растерялся.