Аська   ::   Михайлов Игорь

Пусть вас сюжет вульгарный не смущает,

поскольку, как известно, битие

сознание людей определяет...

И вот что дико: в жизни сей беспутной

я - вне закона, я - без прав, без сил

сияние свободы абсолютной

внутри себя впервые ощутил.

Чего бояться мне? Зачем лукавить,

черт знает что строкой бесславной славить

и всяческую нечисть воспевать?

Мне наплевать на лживую печать !

Мне не к чему быть лучших строк убийцей,

смотря предусмотрительно вперед:

редактор ничего не убоится

и цензор ничего не зачеркнет,

поскольку их не будет, как не должно

быть вообще: поскольку автор сам

ответчик пред читателем дотошным

и не подвластен никаким властям.

Уравнен я отныне с графоманом

хоть разразись поэмой, хоть романом...

Слова уже теснятся, рвутся с губ...

Прости меня, читатель мой условный,

коль буду я в суждениях не скуп

и, так сказать, немного-много-словен.

Да что там! Долгой немотой измучась,

я буду просто дьявольски болтлив,

отяжелевшей проливаясь тучей

над почвою сухой бумажных нив.

Смешон мне спор писателей-вольняшек:

"Кто наш читатель?" "Пишем для кого?"

А пишут, чтоб не сдохнуть, вот с чего,

чтоб беспросветный быт не так был тяжек!

До своего спасенья я вот лично

добрался: пишется - и благодать!

Пусть марганцовкой на листах больничных -15)

но только бы писать, писать, писать!

Наш брат, пытаемый и не питаемый,

скрываясь сам в себя от всех обид,

пустыню, остров ли необитаемый

в рабочий кабинет преобразит!

Да, я лишен простора в жизни сорной,

но пусть же будет так - на зло врагам:

поэту тесно, а словам - просторно

(за мысли не ручаюсь, но - словам!)...

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

ЛЕПИЛА-КАНТОВИЛА,

где автор, обезопасив себя от обвинений в автобиографичности, рассказывает эпопею своего героя, предшествующую встрече с героиней поэмы.

О детство, ныне милое и присно!

В мозгу навеки, память, сбереги

журнал (литературный, рукописный,

художественный!) - "Первые шаги"!

Редактор требовательный и пристрастный

прекрасный наш руководитель классный - 16)

заботился, чтоб к нашим повестям

немало было ярких иллюстраций:

была возможность посоревноваться

художникам (их было двое там). 17)

Я, чередуя с вдохновеньем игры,

ведя героев в джунгли жарких стран,

придумал приключенческий роман.

Он назывался "Победитель тигра".

Ирине Бер, чей был отчетлив почерк,

на долю выпал тягостный удел

переписать немало наших строчек,

и сей удел Ирине надоел.

Она, жалея время, и устав

от всяческих перипетий в сюжете,

выбрасывала половину глав

в расчете, что никто и не заметит.

Была она, возможно, и права,

я, видно, с детства склонен был к длиннотам,

не вдруг спохватываясь, что кого-то

тигр почему-то съесть позабывал.

Роман был сжат, а темп его ускорен,

и, верно, выиграл читатель наш...

Роман не помню. Помню имя - Скорин.

Так назван был мой главный персонаж.

Справляя творчество, как торжество,

и лиру на просторный лад настроя,

я потянулся вытащить его

из недр памяти для своего героя.

Да буду я в пристрастьях неизменен,

уж коль на путь классический вступил!

Кому - Езерский, а кому - Арбенин, 18)

а мне вот Скорин почему-то мил.

Поэты с пушкинских времен до наших,

от версий фантастических устав,

доказывают с пеной на устах,

что пусть порой близки им персонажи,

пусть даже словно зеркало - тетрадь,

но, как их биографии ни схожи,

героя с автором отождествлять

при всем их сходстве все-таки не гоже.

О том же походя предупредив,

признаюсь вам, что мы с моим героем

могли бы в армии единым строем

шагать, горланя на один мотив.