Адская ловушка   ::   Леблан Морис

Он с изумлением рассматривал женщину, черты которой представляли такое разительное сходство с лицом Габриэля, чье лицо, правильное и нежное, было так же бледно, а губы сложены с тем же жестким, неприятным выражением. Сестра не могла бы быть столь похожей на брата. Это было, несомненно, то же самое существо. И, ни минуты не думая, что Габриэль мог бы скрываться под женской одеждой, Люпэн, наоборот, проникся убеждением, что перед ним была женщина, а юноша, преследовавший его своей ненавистью и ударивший кинжалом, в действительности был женщиной. Ради удобства в своем ремесле супруги Дюгриваль приучили ее к мужскому платью.

— Вы… Вы… — повторял. — Кто бы мог подумать…

Она вылила в чашку содержимое небольшого пузырька.

— Выпейте вот это, — велела она. — Это — сердечное.

Он заколебался, подумав об отраве.

— Это я Вас спасла, — напомнила она.

— Правда, правда, — кивнул он. — Это Вы извлекли пули?.

— Да.

— И спрятали нож.

— Вот он, в моем кармане.

— И вы разбили стекло, когда Ваша тетка меня душила?

— Я, тем самым пресс-папье которое лежало на столе. Я выбросила его на улицу.

— Но зачем? Зачем?

— Выпейте.

— Вы не хотели, чтобы я умер? Но зачем тогда ударили меня вначале?

— Пейте.

Он залпом опорожнил чашку, не отдавая себе отчета, откуда это внезапное доверие.

— Одевайтесь… Да побыстрее… — велела она и отошла к окну.

Он повиновался, и она вернулась к нему, ибо он упал, обессиленный, на стул.

— Надо уходить, надо, времени у нас в обрез… Соберитесь с силами.

Она пригнулась, чтобы он оперся о ее плечо, и повела его к лестнице.

Люпэн шагал, шагал, как шагают во сне, в одном из тех странных сновидений, в которых происходят самые невообразимые вещи на свете, но в которых видится счастливый исход долгого кошмара.

Его коснулась внезапно мысль, от которой он усмехнулся.

— Бедняга Ганимар! Вот уж кому действительно не везет. Я правду дал бы пару су, чтобы присутствовать при своем аресте.

Спустившись по лестнице благодаря спутнице, которая поддерживала его с невероятной энергией, он оказался на улице, перед автомобилем, в который она его усадила.

— Поехали, — сказала она шоферу.

Люпэн, у которого от свежего воздуха и быстрого движения закружилась голова, плохо отдавал себе отчет о маршруте и подробностях поездки. Он пришел полностью в себя в одной из квартир, которые занимал, под охраной одного из своих слуг, которому молодая женщина отдавала как раз наставления.

— Оставьте нас, — сказала она наконец слуге.

И так как она стала удаляться, он задержал ее за полу платья.

— Нет… нет… Вы должны мне сперва объяснить… Для чего Вы меня спасли? Вернулись ли Вы без ведома тетки? Для чего Вы меня спасли — из жалости?

Она молчала. Держась очень прямо, слегка откинув голову, она сохраняла загадочное, жесткое выражение. Но на миг ему показалось, что рисунок ее губ выражал менее жестокости, чем горечи. Ее глаза, прекрасные черные глаза выдавали печаль. И Люпэн, еще не понимая, силой интуиции осознал, что в ней происходило. Он схватил ее руку. Она оттолкнула его во внезапной вспышке, в которой он почувствовал ненависть, почти отвращение. И, поскольку он ее не отпускал, воскликнула:

— Оставьте меня! Оставьте меня!.. Разве Вы не знаете, что Вы мне отвратительны?!.

Они взглянули друг на друга, Люпэн — сбитый с толку, она — взволнованная, охваченная трепетом; ее бледное лицо окрасилось неожиданным румянцем. Он тихо проронил:

— Если я был Вам отвратителен, надо было дать мне умереть… Это было так просто… Почему же Вы этого не сделали?

— Почему, почему! Откуда мне это знать?!.

Ее черты исказились. Он торопливо спрятала лицо в ладони, и он заметил две слезы, скатившиеся между пальцами.